Очерк Петражицкого
Изучение материалов, опубликованных в «Наддніпрянській правді» за первую половину 1928 года, показывает, что до появления на ее страницах «рецензии» на «Старый Херсон» Сильванского в городе вовсе не будировался вопрос о его 150-летнем юбилее. И только выход книги заставил и редакцию, и общественность вспомнить о приближающейся знаменательной дате. «Рецензент» «Старого Херсона» фактически выдал эту ситуацию, сквозь зубы процедив скупую, сверхлапидарную фразу: «Цього року сповняється 150 років, як засновано Херсон». Для власти инициатива Сильванского, заставшего ее врасплох своей книгой, была неприятна, причем вдвойне. Ведь «Старый Херсон» вышел на русском языке и именно в то время, когда на повестке дня внутренней политики ВКП(б) стоял вопрос украинизации рабочих и крестьян (об интеллигенции в те годы если и говорили, то в пренебрежительном, уничижающем тоне).
Поэтому в спешном порядке было решено опубликовать в «Наддніпрянській правді» «свой», отражающий интересы партии, очерк об истории Херсона, посвященный 150-летию города. Притом обязательно на украинском языке. И вот уже 28 июня 1928 года в этой газете была опубликована первая часть большой статьи журналиста, краеведа, театрального критика, фотографа Александра Станиславовича Петражицкого (1890-1937) «Нарис історії м. Херсону. (1778-1928)». Трудно сказать, кто проявил инициативу — окружной комитет ВКП(б)У или редакция газеты, но нужный по тону очерк был опубликован, причем в нем бегло рассказывалась история Херсона только первых его 22-х лет, то есть автор строго ограничился рамками последней четверти XVIII века. Вот как начинается осторожное, почти бесстрастное повествование Петражицкого (особенности авторского стиля и написания сохранены): «Вересня [так в тексте. — С.С.] 19 цього року Херсон святкуватиме 150-ти літній ювілей. 150 літ тому серед голого, незаселеного степу, у напівзруй-нованої й закиненої польової фортеці, що коло неї знайшов собі притулок запорізький зимовник, побудовано було місто Херсон. Місто будувалося руками салдатів катерининської армії, крипаками й робітниками, що їх уряд Катерини зганяв зо всіх кінців Росії та України. Позбавлені жител, частенько харчів, хворіючи на малярію та тиф, люди вмирали тисячами, але будування міста, фортеці та верфів не припинялося а ні на хвилину, бо постійно можна було чекати на напад із боку Турції або з боку її спільника — кримських татар. Це й примусило уряд Катерини так поспішати з будуванням міста. Зараз, із наближенням днів ювілею, мимоволі оживають події, що зоставили сліди в житті Херсону».
Очерк Петражицкого печатался в трех номерах газеты. Никакой прямой полемики со «Старым Херсоном» Сильванского он не содержал. А закончил свое повествование Петражицкий почему-то коротким рассказом об освещении города в те далекие времена: «Про те, яка дешева була в Херсоні свічка, можна судити хоч би з того, що вулиці Херсону, — здається, єдиного міста в світі, — аж до 1860-х років було освітлювано лойовими свічками». Последней же фразой этого очерка были натужно сакраментальные и пустые, в сущности, слова: «Отака коротка історія нашого ювіляра».
Причина, по которой Петражицкий ограничился рассказом только о XVIII веке в истории Херсона, красноречиво свидетельствовала о нежелании власти затрагивать буржуазно-помещичьий XIX век, а тем более события начала XX века и текущего времени. На все это партией было наложено негласное табу. Таким образом, Сильванский оказался белой вороной на фоне тяжелейшей политической ситуации и выступил своей книгой совершенно невпопад, получив в ответ, наверно, не только «рецензию» в местной газете.