Мусические искусства в античном Северном Причерноморье
Скржинская М.В.
доктор исторических наук.
(Киев)
Слово музыка пришло к нам из греческого языка. У древних эллинов понятие музыка включало игру на разных инструментах, пение и танцы. Эти искусства первоначально даже не мыслились одно без другого. Как писал знаменитый греческий историк и географ Страбон, греки, слушая музыку, испытывали чувство счастья и становились похожими на богов. Аполлон и Музы, по верованиям эллинов, покровительствовали мусическим искусствам, и сами были великолепными музыкантами, певцами и танцорами. Насколько серьезно относились греки к этим искусствам, можно заключить хотя бы по тому, что великие философы Платон и Аристотель детально обсуждали роль музыки, пения и танцев в жизни взрослых граждан и в воспитании детей; они высказывали свои суждения о том, какую музыку считать достойной и полезной, а какую следует даже запретить.
Как и в любом греческом государстве, музыка занимала заметное место в жизни античных городов Северного Причерноморья. Свидетельства об этом сохранились главным образом в археологических материалах, которые в сопоставлении с сообщениями античных авторов проливают свет на, казалось бы, полностью утраченные сведения о музыке в северном краю некогда населенных греками земель.
Мы хорошо осведомлены о том, где и когда эллины музицировали и танцевали. С музыкой, пением и танцами проходили торжественные шествия и жертвоприношения богам. Улицы оглашались песнями и звуками струнных и духовых инструментов, сопровождавшими свадебные кортежи или веселых гуляк возвращавшихся вечером из гостей (рис.1). Без пения и музыки не обходились домашние застолья, на которые состоятельные люди приглашали профессиональных музыкантов (рис.2). В гинекее, закрытой женской части греческого дома, женщины играли на разных музыкальных инструментах, что составляло одно из немногих дозволенных им развлечений; они также пели, убаюкивая детей или сидя за своим постоянным занятием — прядением и ткачеством. Широко распространенные среди юношей и молодых граждан физические тренировки и состязания нередко проходили под музыку аулоса. Этот духовой инструмент, близкий по звучанию к современному гобою или кларнету, зачастую ошибочно называют флейтой. Обучение игре на лире и на аулосе входило в школьную программу, так что всякий более или менее образованный грек владел игрой на каком-нибудь инструменте.
Лучшую музыку в исполнении квалифицированных любителей и профессионалов слушали в театрах, где давали концерты свои и приезжие музыканты, а драматические произведения сопровождались музыкой и танцами. Певцы и музыканты стремились принять участие в праздниках, в которые включались музыкальные состязания. Победы на них приносили им славу и поклонение во всей греческой ойкумене.
Античные музыкальные инструменты сохранились в незначительном количестве, и в основном не целиком, а в виде фрагментов. Описания в сочинениях древних авторов и множество изображений на вазах, фресках, скульптурах и ювелирных изделиях помогают воссоздать весь набор инструментов, на которых играли греки и римляне. В коллекциях археологических материалов из Северного Причерноморья подавляющее большинство изображений музыкальных инструментов находится на предметах прикладного искусства, в первую очередь на привозных расписных вазах VI-IV вв. до н.э., расписанных преимущественно афинскими художниками, а также на импортных и местных терракотах, на монетах и украшениях.
Подобно современным, античные музыкальные инструменты, разделялись на три группы: струнные, духовые и ударные. К первым относились лира, барбитон, кифара и тригон, ко вторым — аулос, сиринга или флейта Пана, труба и орган, к третьим — кроталы, тимпаны, литавры и ксилофоны.
Лира, наиболее распространенный струнный инструмент, была легкой по весу, небольшой по размерам (50-60 см) и самой простой для обучения. Ее овальный резонатор изготовляли из панциря черепахи, а также из дерева или металла, повторявших форму такого панциря. Поэтому этот инструмент (наряду с наименованием лира) нередко по-гречески назывался хелюс — черепаха. Поверх вогнутой стороны резонатора натягивалась мембрана из воловьей шкуры, а к выпуклой стороне крепились две роговые или деревянные стойки с прямыми или изгибавшимися наружу концами. Их соединяла перекладина, сделанная обычно из самшита. Между ней и корпусом натягивались струны из кишок или сухожилий животных. Струны у лиры, как и у барбитона и кифары, имели одинаковую длину, но разную толщину; поэтому они издавали различные звуки. Их извлекали либо пальцами, либо плектроном, небольшой деревянной или костяной пластинкой, которую держали в правой руке. Это хорошо видно на росписи клазоменского кратера, найденного на Березани. Кифаристки держат плектроны, привязанные к инструментам пестрыми лентами (рис. 3). Прекрасно сохранился бронзовый резонатор лиры из Пантикапея. Мастер римского времени выполнил его в форме черепахи и украсил двумя театральными масками и фигурами богов Гермеса и Ники. Маски напоминали о том, что представления в театре всегда сопровождались музыкой, Ника символизировала победу на музыкальных состязаниях, а Гермес считался у греков изобретателем лиры.
Первоначально лира имела всего три струны, затем к ней добавилась четвертая, а с IV в. до н.э. и до конца античности наиболее распространилась семиструнная лира. Она все же окончательно не вытеснила своих предшественниц с меньшим числом струн, на которых, по-видимому, исполнялись определенные виды музыки в старинных традициях. Недаром на эллинистических ольвийских и пантикапейских монетах наряду с семиструнной встречаются шести и трехструнные лиры.
Лира часто звучала во время домашнего музицирования, широко распространенного у древних. Ведь лирой владел почти каждый грек, так как именно на ней учились играть в школе. Под аккомпанемент лиры или ее разновидности барбитона в VII-V вв. до н.э. исполнялись многие стихотворные произведения. Поэтому лира стала символом поэтического творчества, и александрийские ученые от этого слова образовали термин «лирика».
На рисунках ваз лира постоянно встречается при изображении школы. Наряду с барбитоном она присутствует в сценах домашнего застолья и возвращения гостей с пирушки, а в мифологических сюжетах лира — постоянный атрибут божественного певца Орфея и предводителя муз Аполлона, которого также рисуют с кифарой. Оба инструмента звучали на всем протяжении античности, а похожий на лиру барбитон — лишь в VII-V вв. до н.э., а затем он вышел из употребления.
Резонатор барбитона такой же, как у лиры, но его боковые стойки загибались внутрь, а не наружу, и были значительно длиннее (рис.2, 4). Перекладина с колками, где закреплялись концы струн, располагалась у барбитона также иначе, чем у лиры, не между стойками, а над ними. Число струн колебалось от трех до семи. Длинные струны издавали густой и низкий звук, который считался лучшим аккомпанементом для исполнения лирических стихов, поэтому аттические живописцы рисовали с этим инструментом Сафо, Алкея, Анакреонта, Кидия и других поэтов.
На лире и на барбитоне играли, сидя на стуле или на табурете, держа их под углом или параллельно полу (рис.4). В то же время, на этих инструментах легко было аккомпанировать пению и танцу во время движения, поэтому лира и, особенно часто, барбитон присутствуют в сценах праздничных шествий и возвращений гостей с пирушки (рис.1).
На кифаре играли почти всегда стоя и держали ее вертикально (рис. 3). Она была более звучной, более тяжелой и крупной, чем лира, не говоря уж о барбитоне. Весь корпус кифары делали из дерева, струны, обычно числом семь, крепились на специальной надстройке над боковыми стойками, их более сложное крепление давало лучшую, чем у лиры, возможность хорошо настроить инструмент. Сложность игры на кифаре сделала ее принадлежностью профессионалов или больших любителей музыки. Она звучала на мусических состязаниях, концертах, торжественных религиозных церемониях.
Конструкцию семиструнной кифары можно детально рассмотреть на упомянутом выше клазоменском кратере (рис.3). Здесь хорошо видно, как большой и тяжелый инструмент прижимали левым локтем к боку и закрепляли широкой лентой, охватывающей с одной стороны шею, а с другой — запястье исполнителя; более узкой лентой к кифаре прикрепляли плектрон.
Подавляющее большинство изображений музыкальных инструментов сохранилось на аттических чернофигурных и краснофигурных вазах, а также на скульптурах, не передающих цвет. Березанский кратер — редчайший рисунок с раскраской кифары. Корпус дорогих инструментов расписывали орнаментами, в данном случае, меандром; ленты брали ярких цветов; у березанских кифар можно различить вышивку или тканый узор на лентах, а на их концах — кисти. Из письменных источников известно, что дорогие кифары и лиры покрывали золотом и инкрустировали слоновой костью и янтарем. Такие драгоценные инструменты посвящали богам в храмы; например, они включены в опись сокровищницы афинского Парфенона V в. до н.э.
Так как лира и кифара были символами Аполлона, широко почитавшегося в Тире, Ольвии и на Боспоре, на монетах этих городов часто с одной стороны чеканили голову бога, а с другой — кифару, реже лиру. Аполлон с лирой или с кифарой изображен на ольвийской форме для отливки терракоты, на фронтоне ольвийского декрета в честь Антестерия, а также на привозных аттических вазах. На лекифе из Ольвии, расписанном в последней трети VI в. до н.э., сохранилось редкое архаическое изображение бородатого Аполлона (обычно он юный, безбородый) между Гермесом и Дионисом. Сидя на табурете — дифросе, Аполлон играет на кифаре, частично раскрашенной белой краской, возможно, отмечающей костяные украшения корпуса инструмента. Вазописец запечатлел неординарный случай игры на кифаре сидя, а не стоя.
В IV-I вв. до н.э. лиру и кифару часто изображали в руках сирен и эротов. Сирена — птица с женской головой и грудью — была олицетворением чарующего сладкоголосого пения. Мы видим ее поющую под аккомпанемент лиры на золотой диадеме IV в. до н.э. из Херсонеса и на форме того же времени для отливки украшения сосуда из Фанагории, а к золотой серьге из Пантикапея подвешена фигурка сирены с кифарой. Эрот с лирой неоднократно встречается на краснофигурных вазах, мегарских чашках и терракотах, найденных на Боспо-ре. Так же, как сирена с кифарой, фигурка музицирующего Эрота прикреплена в качестве подвески к золотым серьгам из Феодосии.
Последний из струнных инструментов — тригон. Он ближе всего к современной арфе, также имеет много струн, но размером гораздо меньше. Название тригона произошло от его треугольной формы. Судя по вазовым рисункам V-IV вв. до н.э., на нем играли преимущественно женщины, обычно держа инструмент на коленях. Вероятно, в эллинистический период тригон и кифары стали делать более тяжелыми, потому что играющие на них нередко опирают свои инструменты на подставку.
Среди боспорских терракотовых статуэток II 1-І вв. до н.э. есть немало женщин с тригоном, стоящим рядом на невысокой колонке. Некоторые из них, представляющие полуобнаженную молодую женщину с медальоном на груди, вероятно, изображают Афродиту. Редкий сюжет — сатир с тригоном — сохранился на краснофигурной гидрии из Пантикапея, а на малоазийском кувшине из Ольвии нарисованы тригон и ксилофон. Целый ансамбль музыкальных инструментов представлен на кувшине III в. до н.э. из Пантикапея; на нем изображены девятиструнная кифара, семиструнный тригон, сиринга и два плектрона.
Господствующее место среди духовых инструментов принадлежало аулосу. Как и на струнных инструментах, на аулосе исполняли сольные пьесы, а также аккомпанировали пению и танцам. Наряду с кифаристами авлеты были непременными участниками музыкальных состязаний. Фигуры победителей-авлетов в нарядных одеяниях украшают панафинейскую амфору из Пантикапея и фрагмент краснофигурной пелики из Ольвии. Символом победы авлета на ольвийской пелике служит подлетающая к музыканту Ника.
Аулос состоял из трубки с несколькими отверстиями и мундштука. Трубку изготовляли из тростника, дерева или полой кости животного, чаще всего осла или оленя. Мундштук, составленный из язычка и одной или двух так называемых луковиц, вытачивался из дерева или кости либо отливался из металла.
О широком распространении игры на аулосе в Северном Причерноморье свидетельствуют находки этих инструментов. Трудно определить, какие из них местного производства, а какие привозные, ведь они сделаны из трубчатых костей животных, одинаково распространенных в Греции и ее колониях. Лишь фрагменты дорогих аулосов из слоновой кости можно определенно считать импортными. Находки показывают, на каких разнообразных инструментах играли местные музыканты: их аулосы имели от двух до шести отверстий и были сделаны из цельной кости или из трубочек, соединенных втулками. Один пантикапейский составной аулос включал элементы из трех различных материалов: кости, дерева и бронзы. На полихромной пелике III в. до н.э., расписанной боспорским художником, Пан играет на редком, очень длинном аулосе-басе, а сирена на золотой серьге из Пантикапея исполняет мелодию тоже на длинном аулосе, вероятно, баритоне.
Обычно играли одновременно на двух трубках, но иногда музыкант исполнял мелодию на одной, отведя другую в сторону. Этот момент редко фиксируется вазописцами. Поэтому для истории античной музыкальной культуры важно выделить фрагмент краснофигурного килика VI в. до н.э. из Ольвии с изображением такого момента.
В словаре, составленном Юлием Поллуксом на рубеже II-III вв., перечислено пять видов античных аулосов. Современные ученые следующим образом определяют эти виды: сопрано (20-30 см), альт (40-50 см), тенор (около 50 см), баритон (около 80 см) и очень редко встречающийся бас (длиной в 1 м или более). Таким образом, звучание аулосов соответствовало пяти тембрам человеческого голоса, а длина трубок аулосов на их изображениях давала представление о тембре инструмента.
Как правило, обе трубки аулоса художники рисуют одинаковой длины. Редкое изображение на пелике из Пантикапея (рис.5) показывает, что иногда играли на инструментах разного тембра. Это подтверждается письменными источниками. Например, Поллукс указал, что свадебная мелодия исполнялась на ауло-сах разной длины.
Другие духовые инструменты занимали довольно скромное место в античной музыке. На сиринге, составленной из нескольких склеенных воском трубок различной величины, в основном играли пастухи. Их бог Пан часто изображался с сирингой, называемой также флейтой или свирелью Пана. Среди ольвийских находок есть серебряный браслет эллинистического времени с фигуркой козлоногого Пана, играющего на таком инструменте, и две терракоты, изображающие Аттиса, спутника богини Кибелы, в виде фригийского пастуха с сирингой в руках. Старый пастух в повести Лонга «Дафнис и Хлоя», играя на сиринге, показывает юным пастушкам, «как надо играть для стада коров, какие напевы подходят для коз, а под какие овцы охотно пасутся. Нежно играл для овец, громко для стада коров, резко для коз». Находки большого количества костей крупного и мелкого рогатого скота свидетельствуют о том, что северопричерноморские греки держали большие стада. Вероятно, и здесь опытные пастухи, играя на сиринге, приучали животных определенно реагировать на те или иные мелодии.
Труба у греков и римлян служила не для исполнения мелодий, а для подачи различных сигналов, главным образом на войне, например, призыв к началу боевых действий, отбой и отдых, сигнал к привалу. Полиэн написал о том, как перекликались трубы во время осады Феодосии в IV в. до н.э., а в херсонесской надписи первых веков нашей эры упоминается состязание трубачей. Сигналы некоторых труб, по свидетельству Поллукса, были слышны на расстоянии до 10 км.
К духовым инструментам относится также орган, изобретенный в конце эпохи эллинизма. Единственное его изображение в Северном Причерноморье сохранилось на росписи боспорского саркофага I в. н.э.
Последняя группа греческих музыкальных инструментов —ударные. Из них ксилофон и кимвалы (металлические тарелки) звучали в древности сравнительно редко и на предметах искусства изображались эпизодически, например, на росписях малоазийских и италийских ваз. Его схематический рисунок вместе с тригоном имеется на упомянутом кувшине из Ольвии. Пластинки из слоновой кости, прикрепленные к стенкам саркофага из кургана Большая Близница, украшены фигурками сирен с различными музыкальными инструментами, в том числе с кимвалами.
Костяные, бронзовые или деревянные кроталы состояли из двух частей, которые прикреплялись к пальцам и ударялись одна о другую. По паре кроталов держали в каждой руке; это видно на чернофигурных и краснофигурных вазах, найденных в Ольвии и на Боспоре, на золотых бляшках из кургана Куль-Оба (рис.б), на фигурном лекифе в виде сирены из Фанагории. Кроталы и тимпан отчеканены на медных ольвийских монетах начала II в. до н.э.
Тимпан, круглый бубен с металлическим или деревянным ободом, обтянутым кожей, обычно имел диаметр около 30 см, а при отправлении культа Кибелы, Диониса и некоторых других богов восточного происхождения гремели гораздо более крупные тимпаны. Большой тимпан рядом с Кибелой неоднократно изображен на местных и привозных северопричерноморских терракотах и рельефах. В вазовой живописи тимпаны чаще всего нарисованы в руках спутников Диониса сатиров и менад.
Греческие музыканты чаще всего выступали в роли аккомпаниаторов и гораздо реже исполняли чисто инструментальную музыку. Зачастую певец и музыкант совмещались в одном лице. На вазах такой поющий музыкант изображается с закинутой назад головой и открытым ртом. Конечно, аккомпанировать собственному пению можно было лишь на струнных инструментах, а пение под звуки аулоса всегда требовало специального музыканта. Это можно иллюстрировать рисунком на фрагменте краснофигурной пелики из Ольвии: авлет играет, глядя на стоящего перед ним певца; поющий юноша увенчан венком, указывающим, что его обладатель завоевал приз на каком-то состязании (рис.7).
В VII-V вв. до н.э. большинство стихов сопровождалось музыкой. Поэты были одновременно композиторами, сочинявшими музыку к своим лирическим и драматическим произведениям. Монодическую лирику исполнял один человек под аккомпанемент лиры или барбитона, причем отдавалось предпочтение последнему из-за его негромкого и низкого звучания. Поэтому классиков монодичес-кой поэзии Алкея и Сафо вазописцы рисовали именно с барбитоном.
На краснофигурном лекифе из Ольвии представлен поэт или исполнитель лирических стихов, аккомпанирующий себе на трехструнном барбитоне. Он только что закончил строфу и, проведя плектроном по струнам, опустил руку (рис.4). Рядом с ним на стене висит крестообразный ключ, которым подтягивали струны музыкальных инструментов.
Монодическая поэзия предназначалась для небольшого круга слушателей, собиравшихся обычно дома. Эти стихи посвящались простым и понятным каждому темам о любви и вражде, о радостях и горестях частной жизни, о грусти по быстро уходящей молодости. Иные задачи стояли перед авторами, писавшими стихи и музыку для хоровой лирики, которая была тесно связана с отправлением культа и требовала обширных знаний мифологии. В большинстве случаев хоры сочинялись для определенного праздника. Например, в парфениях Алкмана, написанных для состязания хоров девушек на празднике в Спарте, названы имена участниц этого соревнования, а эпиникии (победные оды) Пиндара и Вакхилида исполнялись в честь определенных победителей, завоевавших призы на Олимпийских, Пифийских, Немейских и Истмийских играх.
При раскопках в Дельфах найдены надписи, на которых записаны не только тексты гимнов Аполлону, но и музыка к ним. Правда, перевести ее на современные ноты затруднительно, потому что в античности умели точно указывать лишь высоту звука и очень приблизительно — его продолжительность. Поэтому музыкант многое привносил от себя, и неслучайно Аристид Квинтилиан в трактате «О музыке» приравнивал значение композитора и исполнителя. Талантливые артисты ездили по всей греческой ойкумене и выступали на музыкальных агонах, проводившихся на многих греческих празднествах.
Состоятельные люди всегда приглашали музыкантов для развлечения гостей. Чаще всего это были гетеры, игравшие на аулосе (рис.2). О существовании таких профессиональных музыкантш в Северном Причерноморье свидетельствует надпись на надгробии IV в. до н.э. из Мирмекия.
Эллины считали обучение танцам столь же полезным, как и занятия гимнастикой, и практически все юноши и девушки умели танцевать. Они исполняли разные танцы на домашних праздниках, на пирах при дворе царей и на всевозможных общественных празднествах. По изображениям видно, что греческие танцоры редко прикасались друг к другу, лишь в хороводах брались за руки. Во время некоторых танцев женщины надевали короткие хитоны, не доходящие до колен, в то время, как в повседневной жизни женские одеяния закрывали ноги до ступней. Вероятно, в коротких хитонах танцевали только гетеры и профессиональные танцовщицы, они же выступали в некоторых танцах частично или полностью обнаженными.
Пиррихий в разных вариациях был известен всем эллинам, и, конечно, его танцевали в Северном Причерноморье. Аккомпанемент аулоса сопровождал эту военную пляску. Исполнители могли быть одетыми или обнаженными, но непременно в шлеме с копьем и щитом в руках. Платон в «Законах» описал пиррихий как мимическое изображение войны; танцоры своими движениями имитировали нападение и оборону во время сражения: они подражали тому, «как человек спасается от ударов и метательного оружия, кидаясь в сторону, отступая, прыгая вверх и нагибаясь к земле», а затем показывали движения нападающих, бросавших стрелы и дротики и наносящих удары врагам. Танец бывал сольным и коллективным, из двух групп, представлявших противников.
По рассказу Ксенофонта и рисункам на вазах известно, что пиррихий исполняли также девушки. Они изображены на фрагментах расписных ваз из Пантикапея и Херсонеса. Полностью сцена с танцем пиррихия сохранилась на кратере конца V в. до н.э. из кургана в Киевской области, куда он попал в результате торгового обмена с северопричерноморскими греками. Танцовщица в шлеме с конским хвостом нарисована в энергичном движении, в одной руке у нее расписной щит, в другой — копье; рядом с танцовщицей с одной стороны стоит судья, с другой — аккомпанирующая на аулосе женщина в роскошном узорном хитоне и плаще.
Наряду с пиррихием известны названия множества разнообразных плясок и отдельных фигур. Мы видим их на бесчисленных произведениях античного искусства, но очень редко можем отождествить с описанием определенных танцев у древних авторов (рис.6). Среди множества изображений танцев на предметах прикладного искусства из Северного Причерноморья можно выделить две культовых пляски — окласма и калатиск. Первая исполнялась на дионисийских празднествах, а вторая посвящалась богиням плодородия Деметре и Артемиде. Калатиск танцевали с корзинами, наполненными злаками, овощами и фруктами. Возможно, эти корзины символизировали калафы, высокие уборы на головах танцовщиц.
Оба танца запечатлены на золотых бляшках последней трети IV в. до н.э. из кургана Большая Близница на Тамани. Исполняя калатиск, девушка в калафе и коротком хитоне движется на носках, придерживая руками полы развевающейся одежды, а танцуя окласму, женщина в быстром движении смыкает руки над головой. В подобном движении представлены фигурки на перстне из Павловского кургана близ Пантикапея. Окласма в исполнении пятерых мужчин нарисована на краснофигурном кратере из Пантикапея.
Танцы менад и сатиров на дионисийских празднествах украшают множество ваз из Северного Причерноморья. Например, на краснофигурном стамносе из Пантикапея можно увидеть изображение танца менад на афинском празднике Леней, который справлялся также на Боспоре. Там же найден обломок клазоменской вазы с рисунком своеобразного танца под звуки аулоса; он исполнялся в корзине с виноградом и прославлял Диониса, вероятно, открывая сезон изготовления вина. В Северном Причерноморье, как и повсюду, где греки занимались виноделием, существовали пляски виноградарей. Одну из них описал Лонг в повести «Дафнис и Хлоя». Танцор показал, «как виноградные грозди срезают, как корзины несут, как сок из гроздей выжимают, как по бочкам его разливают, как, наконец, вино молодое пьют».
Разные моменты танца отразились на пергамской краснолаковой вазе из Ольвии. Рельефные фигурки танцовщиц в коротких хитонах изображают одну со сложенными на груди руками, другую с протянутыми вперед, а третью с поднятой одной рукой, — их ноги также показаны в разных положениях. Этот танец посвящался Афродите или Эроту, потому что женщины танцуют у алтаря рядом с колонной, увенчанной статуэткой Эрота. Ритуальное почитание танцем богини Гекаты представлено на мраморной статуэтке из Пантикапея. Прекрасный терракотовый рельеф из святилища Деметры в Нимфее отразил танец полуобнаженной девушки, почитательницы этой богини.
Начиная с V в. до н.э. танцовщицы были излюбленными персонажами греческой коропластики. В Северном Причерноморье найдено немало подобных привозных и местных терракот. Большинство танцовщиц в длинных одеждах, а покрывало закрывает даже голову и руки. Иногда играющая на лице улыбка отражает радость танца. Терракотовые статуэтки передают то плавно скользящие движения, то быстрые повороты, от которых широко развевается одежда. Как и на вазах, некоторые танцы исполняются у алтарей, например, на одной фанагорийской терракоте, изготовленной из местной глины.
В трудах древних авторов сохранилось немало описаний торжественных праздничных процессий и жертвоприношений в разных греческих городах. Эти описания иллюстрируются множеством античных скульптурных рельефов и росписей на вазах. Праздничные ритуалы, отличаясь весьма разнообразными местными особенностями, имели у всех греков сходные основополагающие признаки. Поэтому можно в общих чертах представить ход празднеств в античных городах Северного Причерноморья. Например, как проходили в театре состязания хоров и драматические представления, которые сопровождали Дионисии, праздники в честь бога вина. Можно воссоздать также процесс жертвоприношений у алтарей разных богов.
Театральные представления в древности непременно сопровождались музыкой и танцами. В классических трагедиях, комедиях и сатировских драмах хор был полноправным участником пьесы, а начиная с III в. до н.э. музыка с пением и танцами стала исполняться в интермедиях.
Остатки каменного театра обнаружены в Херсонесе, здесь же найден фрагмент надписи с перечислением видов мусических состязаний, проходивших на сцене этого театра. Уцелели слова об участии в них авторов гимнов и комедий, а также трубачей. Четыре надписи из Ольвии говорят о местном театре и проводившихся там Дионисиях. В Пантикапее найдено мраморное кресло из первого ряда театра. На самом красивом кресле в дни Дионисий восседал жрец Диониса, другие кресла предназначались первым лицам государства и почетным гостям. Остальные зрители размещались на скамьях амфитеатра, который вмещал всех граждан города.
Выступления хоров готовили профессиональные мастера этого дела — хородидаскалы. Они учили хористов петь и танцевать, разучивали с музыкантами аккомпанемент и часто сами были незаурядными композиторами и хореографами.
Сохранилось лишь одно имя такого хородидаскала из Северного Причерноморья. Боспорянин Исил, сын Хрисолая, обучил хор, выступавший в 277 г. до н.э. на празднике Сотерий в Дельфах. Соперники хористов Исил а были подготовлены хородидаскалами из разных городов Эллады. Дельфы считались музыкальной столицей Эллады, и туда съезжались лучшие греческие музыканты, в число которых вошел и боспорянин. Трудно сказать, привез ли Исил свой хор с родины или его пригласили обучить хор какого-то другого государства, как это нередко бывало в те времена. Дельфийская надпись с именем Исила содержит лишь перечень участников состязаний, состоявших из певцов, авлетов, кифародов и кифаристов, актеров трагедий и комедий, их учителей-хородидаскалов и даже гиматиомистов. Последних можно назвать по-современному костюмерами и даже художниками-модельерами. Они создавали костюмы и обеспечивали ими исполнителей. На них греки тратили немалые средства, считая, что исполнители должны обязательно красиво выглядеть. Например, знаменитейший оратор Демосфен в речи «Против Мидия» рассказал, как он, взяв на себя финансовое обеспечение хора на афинских Дионисиях, не только одел хористов, но и заказал им золотые венки.
Из надписей известно, что в античные города Северного Причерноморья регулярно прибывали послы, чтобы сообщить о точных сроках общеэллинских празднеств и пригласить на них граждан с берегов Понта Эвксинского. Поэтому можно заключить, что немало северопричерноморских эллинов слушали первоклассных певцов и музыкантов и видели самые выдающиеся театральные постановки в Афинах, Дельфах, на Делосе и в других греческих государствах. Иногда знаменитые артисты гастролировали в театрах северного края греческой ойкумены. В IV в. до н.э. по всей Элладе гремели имена кифародов Аристоника из Олинфа и афинянина Стратоника. Полиэн и Афиней в своих сочинениях упомянули о концертах этих музыкантов в боспорских городах.
В Ольвии и на Боспоре, где культ Аполлона занимал господствующее положение, с особой пышностью справлялись праздники в честь этого бога. Он славился как непревзойденный музыкант, и поэтому музыка на его празднествах играла чрезвычайно важную роль.
Все греческие более или менее значительные религиозные празднества начинались с торжественного шествия, проходившего по улицам города к алтарю божества, в честь которого совершалось торжество. Приближаясь к алтарю, участники шествия пели торжественную просодию, сопровождая пение ритмическими движениями.
В Ольвии прекрасно сохранился большой алтарь, сложенный из великолепно отесанных плит местного известняка. Этот алтарь находился перед главным храмом города, посвященным Аполлону Дельфинию. Лучшие ольвийские певцы и музыканты выступали здесь, а также в театре на Дионисиях. Множество более мелких алтарей обнаружено археологами во всех городах Северного Причерноморья. На одних алтарях греки закалывали животных и сжигали часть их мяса и костей, полагая, что богам угодно вдыхать поднимающийся к небу дым от горящих жертв и благовоний. На других алтарях приносили бескровные жертвы в виде овощей, фруктов, злаков, печений, возлияний вином, молоком, медом и др.
Жертвоприношение начиналось с гипорхемы: двигаясь вокруг алтаря, хор либо пел и танцевал одновременно, либо делился на группы поющих и танцующих; иногда пел только солист хора — корифей, а все остальные танцевали. В зависимости от сложившегося ритуала почитания того или иного божества хор бывал мужским, женским или детским. Женский хор — хоровод, движущийся под звуки кифар, мы видим на фрагменте клазоменского кратера, найденного на Березани.
После окончания гипорхемы глашатай призывал всех сохранять благоговейное молчание. В наступившей тишине жрец под звуки аулоса или лиры молился богам, чтобы они благосклонно приняли жертву. Музыка звучала и при заклании животного; она создавала у слушателей эмоциональное настроение сопричастности богу и заглушала стоны жертвы.
После жертвоприношения эллины пели гимны. К особо торжественным праздникам их заказывали известным поэтам. Таковы, например, знаменитые гомеровские гимны Аполлону Делосскому и Пифийскому, или гимн Зевсу, сочиненный Пиндаром для хора в Фивах.
Гимны разным богам пели и в Северном Причерноморье. Сохранились две надписи с текстами гимнов Ахиллу на о.Березань (I в. н. э.) и Гермесу в Херсонесе (II в. н. э.). Оба гимна написаны элегическим дистихом. В первом прославляется «равный бессмертным Ахилл Эакид», покровитель острова, а второй сочинен по заказу гимнасиарха Демотела в честь атлетических побед его подопечных. Херсонесский гимн обращен к Гермесу, потому что он считался покровителем гимнасиев, и победы, наверное, были одержаны во время состязаний на празднике Гермеи.
Во всех северопричерноморских городах торжественно справлялись Дионисии и праздники в честь Кибелы. Они сопровождались бурными мелодиями аулосов и громкими ритмическими звуками тимпанов и кроталов. Аполлону же традиционно посвящали более спокойную музыку и песнопения в ее сопровождении. Соперничество струнных и духовых инструментов отразилось в мифе о состязании Аполлона и силена Марсия. Победа Аполлона запечатлена на краснофигур-ных вазах IV в. до н.э. из Херсонеса и Пантикапея.
На херсонесском кратере вазописец нарисовал Аполлона с трехструнной лирой, которая ко времени создания вазы давно была вытеснена семиструнной. Возможно, на трехструнной лире исполняли определенные древние мелодии в честь Аполлона. Кроме того, старинная конструкция лиры, наверное, ассоциировалась у зрителя с отдаленными временами действия мифа. Подобный знак в вазописи представляли вышедшие из употребления беотийские щиты у воинов; эти щиты указывали на отнесение событий картины к эпическим временам.
В мифе повествовалось о том, как Марсий, спутник малоазийской богини Кибелы, став искусным авлетом, вызвал на музыкальное состязание Аполлона. Бог, игравший на кифаре или на лире, победил Марсия и жестоко расправился с ним — он снял с побежденного кожу и повесил ее у истоков реки Меандр. Таким образом в мифе утверждалось превосходство спокойных струнных мелодий над экстатическим характером музыки, исполнявшейся на духовых и ударных инструментах и сопровождавшей песни и пляски, посвященные богам восточного происхождения: Дионису и Кибеле. В культе Кибелы, называемой также Матерью богов, особую роль играл тимпан, который, как упоминалось выше, постоянно присутствует на ее изображениях. Ольвиополиты называли Мать богов владычицей Гилеи, лесного массива, примыкавшего к Ольвийскому полису на северо-востоке. Здесь находился алтарь Кибелы, и, видимо, около него в VI в. до н.э. скиф Анахарсис исполнил свой обет, данный в городе Кизике. По словам Геродота, Анахарсис на пути из Эллады в Скифию присутствовал на празднестве Кибелы в Кизике, где останавливались все корабли, следовавшие из Средиземноморья в черноморские порты. Скиф поклялся совершить подобный обряд, если благополучно доберется на родину. После возвращения домой Анахарсис отправился в Гилею и исполнил традиционный религиозный ритуал, взяв тимпан и повесив на себя священные изображения.
Таким образом, обряд совершенный даже одним человеком, сопровождался ударами в бубен. На многолюдных же празднествах Кибелы звучало несколько бубнов. Об этом писал Пиндар в дифирамбе фиванцам, говоря, как в честь Матери богов первыми грянут тимпаны, затем ударят кроталы, запылают факелы, и женщины начнут танцевать с безумными криками «алала».
Из сочинений античных авторов известно об огромном влиянии музыки на чувства греков. Вот как, например, Плутарх в «Застольных беседах» описал выступление знаменитого авлета и его хора. Музыка опьянила слушателей «сильнее всякого вина,… и они уже не довольствовались выкриками и отбиванием такта, но вскакивали с мест и сопровождали эту музыку соответствующими телодвижениями, не подобающими достоинству благовоспитанного человека».
Зажигательная музыка аулосов в сопровождении громко стучащих тимпанов и кроталов сопутствовала вакхическим шествиям и приводила их участников в исступление. О такой процессии, двигавшейся по улицам Ольвии, рассказано в новелле о скифском царе Скиле в «Истории» Геродота. В херсонесских надписях говорится о шествиях со статуей Диониса и упоминается предводитель вакхической процессии, изображение которой представлено на рельефе местного мастера.
Философы осуждали чересчур эмоциональное с их точки зрения восприятие музыки аул осо в, и потому Платон и Аристотель в своих проектах идеального государства вообще исключили аулос из состава музыкальных инструментов.
И в реальности государственные власти стремились контролировать развитие и характер музыки, порой пытаясь насильственно удержать ее в рамках казавшихся им подходящими норм. Классический пример записан Плутархом в жизнеописании Агида. В V в. до н.э. в Спарте запрещали играть на лирах и кифарах, имевших более семи струн, и потому дававших возможность сочинять и исполнять нетрадиционную музыку. Эфор Экреп демонстративно отсек две из девяти струн инструмента знаменитого кифариста Фринида; так же поступили спартанцы с прославленным во всей Элладе учеником Фринида поэтом и музыкантом Тимофеем Милетским, игравшим на одиннадцатиструнной кифаре в новой ладовой системе. По словам спартанского царя Агида, его соотечественники «опасались в музыке чрезмерной замысловатости, не желали, чтобы это ее дурное качество переступило рубеж, за которым возникает нестройное и неверное звучание в жизни и нравах, приводящее государство к внутреннему несогласию и разброду».
Это напоминает борьбу коммунистической партии и советской власти с творчеством Шостаковича, запрет играть Пятую симфонию и возмущение его оперой в официальной статье «Сумбур вместо музыки». Но как в античности, так и теперь подобные попытки оказываются тщетными. Остановить развитие музыки, как и прочих искусств, невозможно, и казавшееся когда-то чрезвычайно смелым и необычным становится понятным и привычным. Подобно Шостаковичу, признанному еще при жизни классиком, Тимофей, выдающийся реформатор античной музыки и хоровой лирики, потрясал новизной своих сочинений в конце V-начале IV вв. до н.э., а в эпоху эллинизма стал автором, изучавшимся в школе, и на смену ему пришли другие музыкальные кумиры. Начиная с III в. до н.э. кифары с булыпим, чем семь, количеством струн никого не удивляли, и их стали изображать среди обычных музыкальных инструментов.
В античной литературе упоминается множество имен знаменитых композиторов и исполнителей. Они ездили по всей Элладе, участвовали во всевозможных празднествах с музыкальными состязаниями, давали концерты в театрах и при дворах разных правителей. Музыкальный агон на Пифийских играх в Дельфах около святилища Аполлона считался самым главным в Элладе. Музыкальные состязания проходили на трех из четырех главных общеэллинских игр: Пифийских, Немейских и Истмийских, и лишь в Олимпии не было подобных агонов. Зато они включались во множество празднеств меньшего масштаба, например, в установленные в III в. до н.э. Сотерии в Дельфах или Панафинеи в Афинах, где для певцов и музыкантов при Перикле был выстроен специальный зал Одеон.
На территории Болгарии найдена удивительная краснофигурная пелика с изображением кифариста Алкимаха. Из надписи на вазе можно заключить, что в середине V в. до н.э. Алкимах побеждал на состязаниях в Афинах и Марафоне, на Немейских и Истмийских играх. В эллинистический период на музыкальные агоны допускались женщины.
Так, в Дельфах в 134 г. до н.э. победила кифаристка и певица из города Кумы, за что ее увенчали венком, наградили тысячью серебряных драхм и поставили статую. Ценные призы музыканты завоевывали и на других праздниках.
В Северном Причерноморье определенно известно лишь об одном празднике с мусическими агонами, о чем сообщается в надписи римского времени из Херсонеса. Несомненно, состязания хоров, певцов и музыкантов проходили в каждом более или менее крупном городе Северного Причерноморья; вероятнее всего, они традиционно сопровождали праздники Аполлона и Диониса. Можно предположить, что музыканты соревновались также во время игр на Ахилловом Дроме; ведь их, по преданию, основал Ахилл, который сам любил музицировать. Об этом писал Гомер в «Илиаде», а Максим Тирский передал легенду о том, что по ночам Ахилл на своем священном острове Левка близ устья Дуная поет, аккомпанируя себе на кифаре.
Итак, можно заключить, что греки на северном краю ойкумены постоянно слышали музыку, многие умели петь, танцевать и играть на разных инструментах. Здесь знали выдающихся исполнителей и композиторов и, конечно, подражали им. Вероятно, у северопричерноморских эллинов были свои пристрастия, а музыка на их празднествах имела свои особенности. Однако об этом, как и о подлинном звучании вообще античной музыки, мы не знаем ничего определенного. Ведь сейчас древнюю музыку невозможно воспроизвести, потому что нет ни хороших нотных записей, ни полностью сохранившихся инструментов, ни знания способов игры на них.
Но даже если бы мы услышали те произведения, которыми восторгались в древности, наш слух не воспринял бы их как нечто замечательное. Музыкальное мышление за прошедшие века изменилось до неузнаваемости, и современные художественные нормы в корне отличны от античных. Поэтому отдаленная от нас двумя тысячелетиями музыка, по всей вероятности, показалась бы теперь бессмыслицей, и, в свою очередь, древние греки не поняли бы музыки нового времени. В этом музыка отличается от других видов искусства.
Памятники изобразительного искусства и архитектуры переживают многие века, не теряя своей эстетической ценности и находят отклик в душе поколений, разделенных тысячелетиями. Сведения же об античной музыке, пении и танцах ограничиваются в основном исследованием их роли в жизни древних, знанием всего набора музыкальных инструментов и многих имен выдающихся композиторов и исполнителей.