Северный форштадт и Чиненый Пронцуз
Путешествие по улицам старого Херсона продолжается. Напомним, что наша прогулка по старейшей улице города, в разное время носившей названия Почтовая, Говардовская, Красноармейская, а ныне известной как проспект Ушакова, началась с городской набережной
В прошлом номере «СВ» мы познакомились с историей зданий на бывшей Канатной площади, носившей это название ещё и в первые десятилетия советской власти, хотя канатное производство к тому времени лет восемьдесят как было упразднено. Путешественник, вздумавший прогуляться по главной городской улице старого Херсона, просто не мог миновать Канатную, впрочем, как и бывшую Ярмарочную, примыкавшие к ней. Как мы знаем из прошлой публикации, в начале века здесь была построена городская электрическая станция, поставившая наш «сонный город», как его называли неблагосклонные путешественники, в ряд развивающихся, «цивилизованных» городов. В период послевоенного восстановления часть Канатной стала называться бульваром Мирным.
Северный форштадт – место неспокойное
Севернее Канатной площади простирался не особо «достаточный» Северный форштадт, состоявший из Первой, Второй, Третьей Форштадтских улиц, улицы Богоугодной и Глухого переулка. Этот сравнительно небольшой райончик был застроен небогатыми одноэтажными частными постройками, до начала ХХ века – чаще под соломенными крышами.
В начале нового века в Херсоне и в сельской местности земством были инициированы мероприятия по замене пожароопасных соломенно-камышовых крыш на негорючие и дешёвые черепичные. Причём земство приобрело оборудование для изготовления черепицы, которое за чисто символическую плату сдавалось в аренду малоимущим гражданам и крестьянским обществам. Кроме того, для этих целей земство предоставляло ссуды на очень выгодных условиях. На окраинном Северном форштадте в Херсоне, граничившем с балкой, протянувшейся от тюремного замка на Почтовой до реки Кошевой, по соседству с Глухим переулком находился кирпичный завод, производивший кирпич и черепицу из сырья, добываемого прямо под ногами, в балке. А чтобы решить вопрос с необходимой для производства продукции водой, здесь же по соседству была возведена дамба, выше которой образовалось озеро, распространявшее нестерпимое зловоние в период летнего зноя и засухи. Не совсем приятное для жителей соседство окупалось «скидками» на производимую заводом продукцию.
Благодаря инициативе земства, буквально за десяток лет вид сельских населённых пунктов и бедных городских кварталов заметно преобразился. Так что если к началу войны 1914 года Северный форштадт в Херсоне и продолжал напоминать деревню, то деревню, шедшую в ногу со временем, прогрессировавшую.
Вот только жаль, что нельзя было сказать того же о молодёжи форштадта, переплюнувшей в пьянстве, дебоше и драках «забалканцев» – молодёжь соседней Забалки. Как отметил в начале ХХ века в местной газете один из возмущённых городских обывателей: «Молодёжь Северного форштадта самая “беспокойная” в городе».
В прессе начала века можно отыскать информацию о беспорядках, устраивавшихся форштадтцами на прекрасной зелёной аллее, устроенной посреди Почтовой. О ней в своё время местные газеты сообщали, что она, похоже, становится излюбленным местом отдыха и вечернего променада горожан. Иногда доставалось от форштадтской, как сейчас бы сказали, «обезбашенной» молодёжи и блюстителям порядка. Так, местный «Югъ» сообщал о ссоре, завязанной группой молодых форштадтцев с постовым городовым, «в результате которой городовой оказался избитым».
Наносили вред зелёным насаждениям и животные, которых в хозяйствах окраинцев, да и у жителей центральных улиц тоже, было немало: «Коровы, возвращающиеся из городской череды, причиняют вред растениям на наших улицах. В этом непохвальном деле с ними соперничают и более благородные существа – дети, а то и взрослые с неимоверной бесцеремонностью без всякой нужды (коровы хоть с голоду эти делают) отламывают целые ветви. В этом деле виновата наша малокультурность», – писал в 1899 году «Югъ».
Бомба для начальника тюрьмы
Читая подшивки старых херсонских газет, хранящиеся в отделе краеведения областной научной библиотеки имени О. Гончара, невольно обращаешь внимание на резкие перемены в жизни и поведении людей, произошедшие в начале ХХ века накануне первой русской революции 1905 года. Многократно больше по сравнению с последним десятилетием XIX века стало подкинутых, а то и просто брошенных на улице детей. Грабежи и убийства делались кровавей и бессмысленней. Городские базары заполнили шарлатаны и продуктовый фальсификат…
А уж после аграрных беспорядков у нас на Юге, грабежей и еврейских погромов империя переступила невидимый порог, за которым уже никакая сила не могла удержать её от крови, войн и революций. Несмотря на все старания полиции поддержать должный порядок, страну захлестнула волна грабежей и убийств. Скорее для солидности, нежели действительно разделяя взгляды и убеждения, в большинстве своём грабители объявляли себя «коммунистами-анархистами».
После поимки таковых чаще всего оказывалось, что лица эти были либо обыкновенными уголовниками, либо местной пропившейся шантрапой, решившей воспользоваться текущим моментом. Настоящие боевики-анархисты преследовали иные «высокие» цели, хотя тоже не гнушались вооружённой «экспроприацией».
Херсон, как и другие города империи, не остался в стороне от событий. Конечно, небольшой губернский город нельзя было сравнить, скажем, с той же огромной Одессой, где почти каждый день случалось что-либо экстраординарное: ограбление государственного банка или покушение на жизнь градоначальника. Но и здесь, в нашем городе, было далеко не спокойно.
Хладнокровное убийство постового городового на Суворовской. Нападение на часового у ворот дисциплинарного батальона. Стрельба по прохожим в валах крепости…
14 августа 1907 года около 8 часов утра на углу Почтовой и Первой Форштадтской улиц (этого пересечения ныне нет, улицу Форштадтскую в этом месте занимает одно из производственных зданий электромашиностроительного завода) в пароконную бричку начальника херсонской тюрьмы со странной фамилией Чиненый Пронцуз, спешившего на службу, бросили мощную бомбу. Испуганные лошади рванулись вперёд во всю прыть, унося легкораненного офицера со злосчастного перекрёстка, тем самым лишив нападавших возможности довести начатое дело до конца. «Бомбистам» ничего не оставалось, как попытаться скрыться.
Один из них бросился бежать в сторону Военного форштадта, другой – вниз по Первой Форштадтской в сторону улицы Потёмкинской. Ему удалось пробежать около квартала, когда он был настигнут обывателями, видевшими покушение. Поняв, что уйти не удастся, «бомбист» дважды выстрелил себе в грудь из револьвера. Подоспевшие преследователи отняли револьвер и поволокли тяжелораненного революционера в полицию.
Второй же преступник наворотил немало дел. Пытаясь скрыться на Военном форштадте, он, сжимавший в руке вторую бомбу, переполошил посетителей бакалейной лавки Якубсона. Что не осталось незамеченным стоявшим на углу Базарной улицы (нынче – улица Перекопская) городовым Ипполитом Кургузовым. Полицейский попытался обезоружить террориста, но был убит тремя выстрелами из револьвера.
Убивший полицейского преступник на ходу вскочил в проезжавшую пролётку и, тыча в спину извозчика Гурова стволом, потребовал, чтобы тот быстрее вёз его из города. Гуров отказался. Тогда преступник хладнокровно выстрелил извозчику в затылок и бросился бежать.
Выстрелы привлекли внимание городового Жукова, дежурившего на соседней улице. Началась перестрелка. Одним из выстрелов городовой ранил «бомбиста», и тот, поняв, что ему уже не удастся уйти, выстрелил себе в голову. Убитый оказался бывшим учащимся Херсонского мореходного училища Сергеем Браиловым.
Раненый же «бомбист» назвать себя отказался, сообщил лишь, что он убеждённый анархист. Когда его несли в операционный барак, распевал революционные песни, явно бравируя своим «геройством». Расследование обстоятельств дела не потребовало много времени, уже через неделю состоялся суд, вынесший смертный приговор, а спустя несколько дней приговор над «бомбистом» привели в исполнение на Стрельбищном поле (участок, ныне занимаемый Днепровским рынком). Застрелившегося Сергея Браилова похоронили за городом, на кладбищенском пустыре. Делали это полицейские и приехавший из Каховки старый больной отец Браилова, который горько и безутешно рыдал над могилой непутёвого анархиста.
Остаётся добавить, что застрелив полицейского Кургузова и извозчика Гурова, Браилов оставил сиротами пятерых детей.
После этих трагических событий дамами херсонского высшего общества был учреждён новый благотворительный фонд «Жертвам долга», оказывавший финансовую поддержку семьям тех, кто погиб на своём посту, честно и до конца исполнив долг.