Говард Джон

Written by adminkordi. Posted in Фамилии на Г

Говард, Джон (Howard) — великий филантроп и тюрьмовед, родился в 1725 или в 1726 г. в семье лондонского купца. Наследовав после отца довольно значительное состояние, Говард отказался от коммерческой деятельности, путешествовал по Франции и Италии, потом отправился в Лиссабон; но судно, на котором он ехал, захвачено было французским капером, и Говард в качестве военнопленного заключен был в Брест в тюрьму. Здесь он испытал все муки тюремной жизни того времени.

Возвратившись на родину, Говард поселился в своем небольшом имении близ Бедфорда, занялся устройством быта поселян и открыл для них школу, для которой выработал план преподавания с характером почти исключительно религиозным. Джон был деятельным членом небольшой секты индепендентов, убежденных в греховности всего рода человеческого, в тяжкой ответственности каждого перед Богом, в чрезвычайной трудности спастись от вечного осуждения. Человеческая воля, по мнению Говарда, по природе своей склонна лишь к дурному и потому должна быть сломлена, а не направляема. Основой воспитания он считал поэтому принцип безусловного подчинения воле старшего. С этой догматической строгостью Говард соединял, однако, настроение в высшей степени любвеобильное.

Будучи в Неаполе в 1770 г. он дал торжественный обет вечного служения Богу, облеченный в форму письменного обязательства перед Богом (это обязательство возобновлено было Джоном в 1789 г.). В 1773 году Говард был назначен шерифом в Бедфорде. Одна из многосложных обязанностей шерифа заключалась в заведовании тюрьмами, положение которых было тогда поистине ужасно. В тесных и сырых помещениях, часто без разделения полов, содержались мужчины и женщины, разъедаемые болезнями и развратом. Заключенные сами должны были оплачивать свое содержание и преданы были во власть смотрителя тюрьмы, который подвергал их разным лишениям с целью вымогательства денег. И такое тюремное заключение считалось тогда легкой карательной мерой, которая постигала несостоятельных должников наравне с преступниками. Говард поставил себе задачей обратить внимание общества и правительств на необходимость улучшения тюремного быта. Не ограничившись тщательным обзором всех тюрем Англии, Говард в 1775 году посетил Париж (где ему, несмотря на все старания, не удалось осмотреть Бастилии), Фландрию, Германию; особое внимание он обратил на тюрьмы Голландии, где впервые ознакомился с благодетельным влиянием тюремной работы.

В 1777 г. он издал свое знаменитое сочинение «The state of prisons in England and Wales». В этой книге он не выражает негодования, не говорит о попранных правах человека; он только излагает свои наблюдения, делает обобщения из строго проверенных фактов. Говард не был ни врачом (хотя, постоянно нуждаясь в лечении, приобрел кое-какие познания в медицине), ни законоведом, ни юристом. Он не задавался вопросом об основании права наказания, которое в его глазах и не нуждалось в оправдании, как составная часть предустановленного Богом порядка. Он понимал, что тюрьма есть наказание, следов., известное лишение, страдание для заключенного, что по отношению к ней в стремлениях филантропических должен быть соблюден известный предел; но он был убежден, что ее задачи всего лучше могут быть достигнуты при широком признании прав и интересов узников. Он вполне усвоил себе голландское изречение: «сделайте людей прилежными, и они станут честными», равно как мысль Папы Климента XI (1704), выраженную в надписи над домом для юных арестантов: «недостаточно укрощать злодеев наказанием; надо дисциплиной превратить их в честных людей».

К этим двум элементам — труду и строгой, но благоразумной дисциплине — Говард присоединил обучение, преимущественно нравственное и религиозное. В вопросе о системе размещения узников Джон склоняется в пользу одиночного заключения; особое внимание обращает на гигиеническое устройство тюрем; у него встречаются намеки даже на сокращение сроков судебного приговора.

Успех его книги был необычайный. Попытка применения идей Джона была сделана благодаря усилиям почитателя Говарда, сэра Джорджа Поля, в пенитенциарии глостерском, устроенном по одиночной системе; но честь более удачного проведения их в жизнь досталась на долю Северной Америки. Издав свою книгу, Говард снова объездил всю Европу, повсюду делая наблюдения над тюрьмами и включая их в дальнейшие издания своего труда. В 1 781 г. он прибыл в Петербург, посетил Кронштадт, Москву, Вышний Волочок, Тверь. В Петербурге его встретил посланный от императрицы Екатерины II с приглашением во дворец; но Говард это приглашение отклонил, мотивируя свой отказ тем, что цель его прибытия — посещение тюрем, а не дворцов.

В то время Россия была единственной страной, отказавшейся от смертной казни. Говард недоверчиво относился к отмене ее Елизаветою Петровной и убедился, что наказание кнутом, которое он имел случай наблюдать, вполне может заменить смертную казнь. Во время своих путешествий Говард обращал внимание и на благотворительные учреждения, главным образом на больницы.

В 1785 году он вновь отбыл из Англии, с целью посетить юг Европы, где в то время свирепствовала чума. Прежде всего он направился в Марсель, хотя ему запрещен был въезд во Францию за обнародование одного старинного памфлета о Бастилии, который он перевел на англ. язык («Translation from a French account of the Bastille», 1780). В Париже его собирались арестовать; но он успел бежать в Италию, откуда через Константинополь, где в течение месяца действовал как врач, направился в Малую Азию, а затем в Венецию. Даже известие о болезни единственного сына не отвлекло его от начатого изучения венецианских госпиталей.

После двухгодичного пребывания в Англии, в течение которого он издал свое соч. о больницах и карантинах («An account of the principal lazarettos in Europe, with various papers relative to the plague»), Г., в 1789 г., предпринял новую поездку на континент, главным образом в Россию, где имел в виду изучить способ содержания солдат и влияние его на смертность и болезненность в войске. После кратковременного пребывания в Петербурге Говард направился на юг и остановился в Кременчуге (на Днепре), где была большая военная больница. Отсюда он поспешил к театру военных действий и прибыл в Херсон. Вскоре в Херсоне вспыхнула сильнейшая тифозная эпидемия. Говард неутомимо помогал больным, заразился и умер20 (31) янв. 1790 г. Перед смертью Джон, глубоко огорчившийся тем, что ему при жизни еще собирались в Лондоне поставить памятник, выразил желание, чтобы о нем как можно скорее забыли. Это был человек не от мира сего. Тощий, довольно слабого телосложения, бесстрастный, Говард вел образ жизни почти отшельнический, с 1770 г. питался только растительной пищей и воздерживался от вина и всяких спиртных напитков. Подобно восточным анахоретам, он был воодушевлен одним лишь стремлением к общению с Богом, но отличался от них тем, что не удалялся от мира, а отважно вступал в бой со всеми формами торжествующего зла, не отступая в случае надобности и перед употреблением открытой силы.

В 1786 г. на венецианское судно, на котором ездил Г. и которое имело лишь одну и то неисправную пушку, напал варварийский корсар; Г. берет на себя командование, заряжает пушку, за неимением зарядов, гвоздями и разным железом и удачным выстрелом обращает в бегство пирата.

По поводу международного тюремного конгресса, состоявшегося в Петербурге в столетнюю годовщину смерти Г., русское правительство объявило конкурс на тему «О значении Джона Говарда». Конгресс предоставил СПб. юридическому обществу назначение жюри для рассмотрения представленных сочинений. Жюри под председательством Н. С. Таганцева нашло, что ни одно из 15 поступивших сочинений не заслуживает высшей награды (большая золотая медаль и премия в 2000 фран.), которая была разделена между англичанином А. Гриффисом и французом А. Ривьером; серебряная медаль присуждена англичанину Казалету. Все эти три работы напеч. в 5-м томе «Actes du Congr?s P?nitentiaire International de S.-P?tersbourg 1890» (СПб., 1892).

Могила Г. в г. Херсоне, против городской больницы и тюрьмы, устроена, согласно с его желанием, в виде солнечных часов. На ней плита с надписью: «Ad sepulchrum stas, quisquis es, amici» (кто бы ты ни был — ты у могилы твоего друга) и обелиск с бронзовым медальоном Говарда

Источник  Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона

 

* * *

 

ДЖОН ГОВАРД  И ЕГО ВКЛАД В ЭПИДЕМИОЛОГИЮ ЧУМЫ 

Нахапетов Борис Александрович —
кандидат медицинских наук, заслуженный врач РФ

Знаменитый гуманист Джон Говард (John Howard, 1726-1790) вошел в мировую историю не только как выдающийся реформатор тюремного дела в странах Старого и Нового света (за что получил имя «Говард-филантроп»), но и как один из видных энтузиастов борьбы с чумой.

Будучи избранным в 1773 г. шерифом Бедфорда, он обратил внимание на плачевное состояние местной тюрьмы. Это наблюдение натолкнуло его на мысль обследовать положение заключенных не только в тюрьмах Англии, но и в странах континентальной Европы. Появившаяся в результате этих изысканий книга «Состояние тюрем Англии и Уэльса» (1777) стала настоящей сенсацией. Она во многом способствовала тому, что вскоре в Англии и в других странах были приняты законы, улучшающие положение арестантов в местах заключения.

Изучая тюрьмы ряда стран Европы, Д. Говард обратил внимание на значительную распространенность среди арестантов так называемых «тюремных лихорадок», которые, перекидываясь на население окружающих городов, вызывали эпидемические вспышки заболеваний. Эти наблюдения натолкнули Д. Говарда на мысль заняться изучением способов борьбы с распространением заразных болезней.

Несмотря на то что Д. Говард не имел медицинского образования, он, тем не менее, проявлял живой интерес к научной медицине. Среди его друзей было много известных врачей, таких, например, как впервые описавший болезненный тик лица, мигрень и некоторые другие болезни нервной системы доктор Д. Фозерджилл (1712-1780), один из основателей Лондонского медицинского общества Д. Леттсом (1744-1815) и др. По их совету Д. Говард решил заняться исследованием мер борьбы с чумой. Помимо чисто научного интереса эта проблема имела еще и очень важное экономическое значение, так как товары из стран бассейна Средиземного моря, являвшихся постоянным источником чумы, доставлялись в Англию, не располагавшую тогда карантинными заслонами, только после прохождения карантинов во Франции, Голландии и Фландрии, что резко повышало стоимость товаров и вело к огромным убыткам во внешней торговле Великобритании.

Для изучения карантинного дела и мер борьбы с чумой Д. Говард в конце 1785 г. отправился в трудное и опасное путешествие по странам Южной Европы. Перед отъездом его хорошие знакомые доктор Д. Айкин (1747-1822) — специалист по инфекционным болезням и интоксикациям, а впоследствии автор биографического очерка о Д. Говарде — и доктор Д. Джебс (1736-1786), известный своими исследованиями заболеваний нервной системы, вручили ему список вопросов, которые он должен был задать врачам, обладавшим практическим опытом борьбы с чумой.

Д. Говард обследовал карантины в Марселе, Ливорно, Неаполе, на островах Мальта и Занте (теперь — о. Закинтос из группы Ионических островов), в Венеции, Триесте, Костельнуово и на острове Корфу. Он побывал также в Смирне (нынешнее название — Измир) и Константинополе, где, пренебрегая опасностью заражения, посещал больницы с чумными больными.

В обратный путь из Турции Д. Говард отплыл на корабле, не имевшем свидетельства о санитарном благополучии, специально для того, чтобы подвергнуться помещению в карантин и на себе самом испытать все тяготы, выпадающие на долю карантинизируемых. В связи с этим его имя может быть без больших натяжек включено в список первых врачей-героев, ставивших на себе опыты по изучению мер борьбы с чумой, таких, как А. Уайт, Р. Дежене, А. Бюлар, А. Розенфельд, Д. С. Самойлович и др.

Благополучно возвратившись в начале 1787 г. в Англию, Д. Говард с помощью доктора Д. Айкина приступил к обобщению результатов своей поездки. В итоге этой работы в 1789 г. была опубликована книга под названием «Отчет о важнейших лазаретах в Европе с различными заметками относительно чумы». В 1801 г. книга была переиздана во Франции с прибавлением впервые напечатанной в 1720 г. работы авторитетного специалиста по заразным болезням, лейб-медика короля Карла II Р. Мида (1673-1754) «Рассуждения о чуме».

В этой книге, которая, по мнению Э. А. Казалета, получившего первую премию на проводившемся в России в 1890 г. конкурсе научных работ о Д. Говарде, «является, кажется, лучшим его (Д. Говарда) произведением» и которая, как указывает Н. Ревенок, «сыграла большую роль в организации борьбы с чумой», Д. Говард подробно описал местоположение, устройство и правила функционирования осмотренных им карантинов, сопроводив эти описания рисунками, схемами, планами, должностными инструкциями и другими документами, среди которых любопытен «Перечень лечебных и предупредительных мер по отношению к лицам, имевшим контакты с больными чумой», составленный 1 марта 1784 г. первым медиком медицинского департамента (магистрата здоровья) Венеции Джиамбатистой Паитони для российского правительства.

Общими признаками всех карантинов были: удаленность от населенных пунктов, уединенное расположение на берегу моря (залива), на мысе или острове, двойная ограда, препятствующая контактам с местным населением, наличие помещений для изолированного содержания пассажиров и экипажей судов, а также специальных площадок для хранения, проветривания и окуривания товаров, игравших, по тогдашним представлениям, решающую роль в распространении чумы, — шерсти, хлопка, шелка, мехов и т. д.

Обязательным атрибутом карантинов являлись медицинские пункты — собственно лазареты, куда помещали заболевших, и кладбища, на которых хоронили (обычно после сожжения трупов) умерших от чумы и других болезней. Д. Говард, как приверженец религиозного течения индепендентов, особо отметил наличие на территориях карантинов кладбищ для представителей различных конфессий, что в то время, по-видимому, имело важное значение.

Все карантины располагали собственными источниками водоснабжения: колодцами, бассейнами, фонтанами и т. п.

Сугубые меры предосторожности предпринимались при передаче корреспонденции: например, пакеты с документами от капитанов прибывающих судов помещались с помощью металлических пинцетов в сосуд с уксусом, затем в течение получаса окуривались над огнем с примесью благовоний и только потом вскрывались.

Таковы были правила. Однако на практике они нередко нарушались самым грубым образом. Так, Говард подробно описал карантин в Венеции — самый старый карантин в Европе (он был открыт в 1348 г.). Этот карантин, в котором Д. Говард провел полный срок изоляции — 40 дней, произвел на него удручающее впечатление: помещения были очень грязными, вонючими, кишели насекомыми, в них отсутствовала мебель. По ироническому выражению Д. Говарда, «стены их, вероятно, не мылись на протяжении полувека». По уровню санитарии Д. Говард сравнивал карантин в Венеции с «большинством скверных палат в наиболее плохих госпиталях (Англии)».

Не обладавший крепким здоровьем, Д. Говард вскоре почувствовал себя плохо: у него пропал аппетит, постоянно беспокоили головные боли. Он считал (и не без оснований), что подвергается опасности подхватить так называемую «госпитальную лихорадку». Д. Говард потребовал от администрации карантина произвести уборку и побелку стен комнаты, в которой он находился, но получил отказ. Однако не в его правилах было отступать от задуманного. С помощью английского консула (надо отметить, что поездка Д. Говарда по странам Средиземноморья проходила под патронажем дипломатической службы Великобритании) ему удалось достать известь и побелить стены своего помещения, приведя его таким образом в надлежащее санитарное состояние.

Справедливости ради следует указать, что не все карантины находились в таком же плачевном положении. Например, карантин в Ливорно считался лучшим в Европе. В Триесте, в отличие от Венеции, в комнатах имелись кровати, стулья, столы.

Однако не только плохое санитарное состояние карантинов и трудности, испытываемые карантинизируемыми, беспокоили Д. Говарда. Его особое внимание привлекали случаи недобросовестного исполнения своих служебных обязанностей сотрудниками карантинов, в результате небрежности или подкупа которых сводился на нет весь смысл карантинных мероприятий.

Тщательно изучив карантинное дело в Европе, Д. Говард пришел к заключению о необходимости создания карантинной службы в Англии. Свои суждения он подкреплял мнением капитанов английских торговых судов, осуществлявших перевозки грузов из стран Ближнего Востока (по-тогдашнему, Леванта и Барбарии). Д. Говард предложил разработанную им (в значительной мере идеальную) схему карантинов, сочетающую в себе строгие меры изоляции с удовлетворительными условиями размещения карантинизируемых. При этом Д. Говард считал возможным, с учетом времени перехода парусных судов из Средиземного моря до берегов Англии, уменьшить срок пребывания в карантине до 22 дней.

Наибольший интерес представляют ответы на 11 вопросов о причинах возникновения, путях распространения, методах предотвращения и способах лечения чумы, которые Д. Говард задавал врачам: доктору Раймонду и хирургу Демулену из Марселя, врачу из Ливорно Джиованелли, врачу лазарета на Мальте Тею, врачу из Венеции Морадони, врачу из Триеста Вердони, неназванному врачу-еврею из Смирны и преподобному Луиджи ди Павиа — приору госпиталя Св. Антония в Смирне.

После перевода доктором Д. Айкином представленных на французском и итальянском языках ответов, их систематизации и редактирования была составлена своеобразная коллективная анкета — своего рода научный обзор, характеризующий тогдашний уровень знаний о чуме.

Естественно, что при недостатке достоверных сведений о причинах заболевания (как известно, возбудитель чумы был открыт С. Китазато и А. Йерсеном лишь в 1894 г.) наиболее важным был вопрос о путях его переноса, а именно: как часто чума распространяется с помощью контакта.

Этот вопрос был тем более важен, что существовали противники теории инфекционной природы чумы. Так, знаменитый венский врач М. Штолль (1742-1787) вообще отрицал контагиозность заболевания и поэтому не считал нужным применять меры по предупреждению его распространения.

Не осмеливаясь вступать в спор с известнейшим в Европе ученым-медиком, ссылавшимся в своих рассуждениях на примеры из древней истории, Д. Говард вместе с Д. Айкином сочли, однако, возможным — для доказательства ошибочности точки зрения М. Штолля — напомнить об очень большом числе жертв при вспышке чумы в Марселе в 1720 г.: тогда, на основании вынесенного в начале XVIII в. безапелляционного заключения медицинского факультета в Париже о незаразительности чумы, не были приняты соответствующие меры предосторожности. Снисходя к зависимому положению М. Штолля от его монархического властителя, Д. Говард делает осторожное предположение о том, что высказанное М. Штоллем суждение могло служить как бы оправданием бездеятельности властей, не желающих тратить деньги на устройство карантинов и проведение других дорогостоящих мероприятий по предупреждению распространения заразы.

Среди отвечавших на вопросы Д. Говарда были представители как «контагионистов», так и «миазматиков», т.е. сторонников воздушной передачи заболевания. Вместе с тем они признавали возможность различных способов заражения — путем контакта с больным, с его вещами и окружающими предметами, а также путем вдыхания болезнетворного начала. При этом отмечалось, что богатые люди менее подвержены заражению, чем бедные, — возможно, потому, что богатые успешнее избегают заразы: у них более просторные и лучше проветриваемые помещения, они более склонны к соблюдению чистоты и употребляют лучшую пищу, богатую овощами.

При воздушной передаче заболевания опасным считалось расстояние в 5-10 шагов, при этом особенно заразным был воздух с подветренной стороны, в связи с чем предлагалось подходить к больному с наветренной стороны. Также указывалось, что воздух вокруг бедных больных опаснее, чем вокруг богатых, — по-видимому, по причинам, указанным выше.

Подчеркивалось, что заболевают не все контактировавшие с больным. Поскольку медицина того времени не могла удовлетворительно объяснить этот факт, его приписывали влиянию состояния крови, общей конституции и другим субъективным причинам, якобы препятствующим восприятию инфекции.

Все врачи отрицали возможность спонтанного появления чумы, отмечая привозной ее характер, в частности из Египта. Они указывали, что вспышки чумы чаще возникают в теплое время года, при этом пути распространения и формы заболевания в разные годы бывают различными.

В противоположность несовершенству тогдашних представлений об этиологии, патогенезе и эпидемиологии чумы, ее клиническая картина была разработана достаточно подробно. Правда, различные клинические формы чумы тогда еще специально не выделяли. С этим, возможно, связан некоторый разнобой в ответах, зависящий от того, с какой формой заболевания тому или иному врачу приходилось иметь дело.

Так, по их мнению, время от заражения до начала заболевания (инкубационный период) могло составлять от нескольких часов до нескольких дней. Например, по наблюдениям доктора из Смирны, болезнь проявлялась в течение 24 часов.

Первыми симптомами заболевания чаще всего были выраженные проявления лихорадочного состояния, и лишь затем опухали паховые, подмышечные, челюстнолицевые (чаще — у детей) лимфатические узлы — возникали так называемые бубоны. Гнойнички — карбункулы могли наблюдаться в различных участках тела.

Болезнь могла длиться от нескольких часов и даже минут (поражала, как «удар молнии») до нескольких недель. Выздоровление обычно растягивалось на несколько месяцев. Из числа заболевших умирало 30-50%. Преподобный ди Павиа меланхолично отмечал: «Обычно больше умирает, чем выздоравливает».

По поводу весьма важного вопроса о возможности повторного заражения чумой (т.е. о развитии иммунитета) мнения врачей разошлись: одни говорили, что, по крайней мере, в течение года повторные заболевания не возникают, другие утверждали, что повторные заболевания возможны, особенно при неправильном питании, истощении, психических потрясениях.

Что касается методов лечения, то большинство врачей, отмечая отсутствие специфической терапии, использовало весь лечебный арсенал того времени, применяя главным образом противовоспалительные средства. В ходу были также кровопускания, рвотные, слабительные, разжижающие, жаропонижающие, сердечные средства. Некоторые врачи назначали хину. Способ лечения, как и диета, зависел также от национальности и вероисповедания больного. Описывался, например, положительный эффект от применявшихся турецкими врачами охлаждающих процедур — обкладывания снегом и холодных ножных ванн.

Этот способ лечения применяли также и русские врачи. Например, известно, что Д. С. Самойлович обращался в своих «Письмах об опыте леденящих растираний для борьбы с чумой» (1781) к западноевропейским коллегам с просьбой дать теоретическое обоснование эффективности этих процедур.

Для лечения карбункулов использовались как консервативные — с помощью нарывных пластырей, так и хирургические способы. Доктор Джиованелли из Ливорно сообщил о применении при лечении карбункулов купороса в больших дозах, полезное действие которого было доказано во время эпидемии чумы в Москве в 1771 г. Об этом способе лечения западноевропейские врачи могли узнать из книг врача Московского воспитательного дома доктора К. Р. Мертенса (1737-1788): «Медицинские наблюдения над гнилой лихорадкой, чумой и некоторыми другими болезнями» (напечатана в Вене на латинском языке в 1778 г.) и «Трактат о чуме, содержащий описание ее эпидемии, бывшей в Москве в 1771 г.» (вышла на французском языке в 1784 г.), а также из опубликованного в Париже в 1783 г. труда Д. С. Самойловича «Исследования о чуме, которая в 1771 г. опустошала Российскую Империю, особенно столичный город Москву, и о том, какие были найдены лекарства, чтобы ее побороть, и средства от нее себя предохранить». Книга была переиздана на немецком языке в Лейпциге, а на русском языке вышла лишь в 1803 г.

Между прочим, эти данные свидетельствуют о том, что во второй половине XVIII в. существовали хорошо налаженные обоюдные научные связи между медиками России и стран Западной Европы.

Заключительный вопрос касался мер по предупреждению чумы. Все врачи отмечали, что нет другого способа прекратить распространение заболевания, как избегать контакта с больными людьми и зараженными предметами. Эффективными средствами борьбы считались проветривание, окуривание, тщательная обработка помещений с помощью извести, серы, уксуса, морской воды. Тела умерших полагалось сжигать, равно как и принадлежащие им вещи.

Ознакомление с этими эмпирически установленными правилами привело Д. Говарда к заключению об их универсальном значении в борьбе с любыми инфекциями. Он писал: «Учреждения, представляющие действительную ограду против самой заразительной из всех болезней — чумы, должны подать некоторые намеки на то, как предохранить себя от зараз вообще».

В заключении книги Д. Говард высказал твердое намерение продолжить свои исследования — на этот раз в России, Турции и других странах Востока, считая своим долгом оказание посильной помощи жителям этих стран в организации борьбы с чумой и другими заразными болезнями.

Впервые Д. Говард посетил Россию в 1781 г. Тогда целью его поездки было ознакомление с тюрьмами и исправительными учреждениями. Особый интерес Д. Говарда к пенитенциарной системе России был вызван тем, что Россия в то время была единственной страной в Европе, в которой, хотя бы формально, была отменена смертная казнь.

Повторно Д. Говард приехал в Россию в конце 1789 г. После посещения Петербурга и Москвы он отправился на юг России, где шла очередная русско-турецкая война, сопровождавшаяся большим количеством раненых и больных. Д. Говард ознакомился с состоянием военных госпиталей в Николаеве, Очакове, Херсоне. В Богоявленском госпитале (с. Витовка, близ Николаева) он встретился с Д. С. Самойловичем, исполнявшим в то время обязанности губернского доктора Екатеринославского наместничества и Таврической области. Д. Говард обменялся с ним печатными трудами и выразил удовлетворение организацией лечения больных и общим порядком в госпитале. Интересно, пришли ли к общему мнению при обсуждении вопроса о способах распространения чумы строгий контагионист Д. С. Самойлович и сторонник альтернативных путей распространения чумы Д. Говард?

Приехав в Херсон, где тогда свирепствовала эпидемия тифа, Д. Говард принял активное участие в борьбе с этой инфекцией. Он планировал также посетить Крым, но этим его планам не суждено было сбыться, так как в начале 1790 г. он заболел, заразившись, как говорили, от одной своей пациентки, и, несмотря на помощь, оказанную ему личным врачом князя Г. А. Потемкина, 20 января 1790 г. умер.

Точное название смертельной болезни Д. Говарда не установлено. В предисловии к французскому изданию его книги указывается, по-видимому, ошибочно, что он умер от чумы. По поводу же проводившегося лечения биограф Д. Говарда доктор Д. Айкин, ссылаясь на сведения, полученные им от слуги Т. Томасона, заметил, что «имя Говарда, весьма вероятно, может быть добавлено к бесчисленному списку тех, чьи жизни были принесены в жертву эмпирическому использованию лекарств большой активности, способных принести больше вреда, чем пользы».

Д. Говард был с большими почестями похоронен в Херсоне, где в 1826 г. ему установили памятник.

 

 

Имя Д. Говарда пользуется в Англии большим почетом и уважением. В соборе Св. Павла в Лондоне ему установлен мраморный памятник (автор — скульптор Бэкон), на основании которого, среди прочего, написано: «Он пал жертвою опасной, но благородной попытки выяснить причины заболевания чумой и найти средства для ее лечения. Он шел к бессмертию путем открытым, но мало следуемым, ревностно исполняя заветы христианской любви». Памятник Д. Говарду воздвигнут также в графстве Бедфорд, где располагалось его большое поместье. Портрет Д. Говарда кисти известного американского художника английского происхождения М. Брауна находится в Лондонской национальной портретной галерее.

Заслуги Д. Говарда в области борьбы с заразными заболеваниями подчеркиваются во всех англоязычных руководствах по эпидемиологии и истории медицины.

Деятельность Д. Говарда также нашла свое отражение в английской художественной литературе. Его имя упоминается в поэмах Э. Дарвина (1731-1802) «Жизнь растений» и «Храм природы, или происхождение общества». Д. Говарду посвятил свою оду В. Хейли (1745-1820) — «король бардов Британии», по определению Р. Саути (1774-1843), одного из представителей так называемой «озерной школы» поэтов.

Скорбящий по Д. Говарду его ближайший друг и помощник доктор Д. Айкин выразил свои чувства в стихотворении «На смерть Джона Говарда, эсквайра», наш перевод которого приводится ниже.

Ты, Говард, свой исполнил долг!.. Хозяин твой

С Херсона стен тебя зовет к себе домой:

«Приди, мой верный раб! Закончив трудный путь,

Ты в райских кущах сможешь отдохнуть.

Твой долгий путь я сверху наблюдал,

И ангелов-хранителей к тебе я посылал,

Чтоб от опасностей в пути тебя спасать,

От смерти охранять, капканов избегать.

Я направлял тебя — посланца доброты,

Как солнца луч, в глубины темноты,

Чтоб ободрить ты мог надеждой на спасенье

Моих заблудших чад, прогрязших в искушеньях.

Я звал тебя бороться в исступленьи

С пороком нищеты и преступлений.

Достаточно! Свою осилил ты дорогу.

Я испытал твою любовь и верность Богу.

Вдали от родины и преданных друзей

Ты кончил жизнь свою… Дорогой в мавзолей

Ведет тебя, наградой неба дорожа,

Твоя победоносная душа».

200-летие со дня смерти Д. Говарда в нашей стране было отмечено более чем скромно. Администрация Херсона заказала на Ленинградском монетном дворе памятную медаль (автор А. А. Королюк), один экземпляр которой был преподнесен филантропическому обществу Джона Говарда в Лондоне.

 

* * *

 

«ГЕРОЙ ДОБРА И ЛЮБВИ К ЧЕЛОВЕЧЕСТВУ»

Авторы: Тарас ПОДОЛЯН, Ника ЧЕКАЛЮК

Жизнь и деятельность английского общественного деятеля и филантропа Джона Говарда тесно связаны с Украиной. «Мир видел романтических героев; земля дрожала под ногами грозных завоевателей, но кто же был героем добра и любви к человечеству? Один Джон Говард!..», — это слова о нем писателя В.Измайлова. А известный английский философ и социолог И.Бентан сказал о Говарде: «он жил ангелом и умер мучеником» от коварной болезни за тысячи километров от родины, спасая совершенно незнакомый людей.

В судьбе этого человека немало трагического и в то же время мистического. За заслуги перед человечеством в Лондоне известному реформатору тюрем и борцу с инфекционными заболеваниями поставлен памятник. Мраморная статуя работы скульптора Д.Бекона стоит рядом с могилой адмирала Г.Нельсона у входа в собор св. Павла. У ног мужчины в парике и классическом фраке — разбитые кандалы. Тело же человека, которому еще при жизни «объявлена благодарность великобританского и ирландского парламентов за выдающиеся заслуги перед отечеством и человечеством», покоится на чужбине. И покоится ли?..

Одна из улиц села Коваливка на Виннитчине носит имя Джона Говарда. Большинство коваливцев и сами не знают, за что же такая честь английскому общественному деятелю. Да и кто он, собственно, такой — Джон Говард? Писатель или музыкант? Думается, романтическая история, связанная с именем английского врача, осталась бы загадкой, если бы не Анатолий Черныш, учитель местной школы…

Кемпа — это остров. Именно так объясняет название одного из сельских прудов Анатолий Иосифович. В переводе с польского «кемп» — остров. Когда-то на территории села текла подземная река, и теперь в Коваливке более 60 прудов. Соединенные плотинами, они окружают село со всех сторон, пересекают его и, кажется, нет им конца. Самый глубокий (в нем даже не купаются) — в старинном заброшенном парке, где до сих пор можно увидеть диковинные для Украины деревья, кусты и цветы. Несколько дубов, которым уже лет, лет… Посредине пруда — небольшой остров, заросший деревьями и кустарниками. И… окруженный ореолом таинственности.

Ради тебя горы сверну…

Во времена господства в Украине польских магнатов Коваливка принадлежала вельможным господам Потоцким, известным своей любовью к роскоши. Так всемирно известный уманский дендропарк «Софиевка» был заложен одним из Потоцких — Станиславом, чтобы покорить сердце красавицы-гречанки. Станислав Щенсный не был оригинальным в своем решении: «Я ради тебя горы сверну, высушу реки и снова наполню водой. Построю парк, подобный «Аркадии», которым так гордится твоя знакомая польская графиня». Похожие парки в стиле классицизма, который входил в моду в Европе, уже были в Украине. В частности, в городке Немирове на Виннитчине в ста километрах от Умани. И вряд ли безумно влюбленный магнат не знал о нем.

В десяти километрах от Немирова — Коваливка. Владел ею коронный подкоморий Винцент Потоцкий. Двухэтажный дом — летняя резиденция графа — сообщался с немировским имением подземным туннелем. Вход в него тщательно скрывался. Здание окружал дивный сад с оранжереей. А рядом — заботливо ухоженный парк, разделенный рекой. В центре водоема утопал в зелени остров. Но самым большим богатством Винцента была, пожалуй, его третья жена Хелена Аполлония. В угоду ей парк дополнили искусственными водоемами, природный ландшафт украсили скульптурами, клумбы засадили редкими цветами.

Хелена воспитывалась в парижском монастыре Обуа, была лично знакома со многими общественными деятелями, политиками и даже императорами. Умная, красивая графиня интересовалась политикой, старалась помогать крестьянам. Для любимой жены, чтобы не скучала по изысканному обществу, Винцент выписывал газеты и журналы, завез из всей Европы лучшие сорта фруктов. Террасу дома украшали лимонные и апельсиновые деревья. Граф даже чеканил собственные монеты.

Несколько лет безвыездно прожила Хелена в Коваливке, где, как писала она в одном из писем, лилии и розы выше нее. В книге «История выдающейся дамы XVIII века. Графиня Хелена Потоцкая» (1894 г., Париж) Люсьен Пере также писал, что «Коваливка расположена очень красиво и удобно для жизни. Она лежит в прекрасной долине, окруженной лугами, на которых пасутся многочисленные табуны турецких, арабских, английских лошадей. Дальше, насколько дотянешься взглядом, огромные хлебные поля. Посреди рассекающей парк реки остров, засаженный березами, дубами, тополями…». Этот остров был любимым местом отдыха Хелены…

Врач для бедных

Хелена Потоцкая, несомненно, много слышала о модном тогда филантропе англичанине Джоне Говарде. Как утверждает Британская Энциклопедия, Говард родился 2 сентября 1726 года в Кардингтоне, неподалеку от Лондона. Отец его был купцом и мечтал о такой же карьере для сына, хотя Джон больше интересовался наукой, в частности медициной и метеорологией. В шестнадцатилетнем возрасте юноша остался сиротой, став владельцем приличного наследства, которое решил использовать для помощи нуждающимся разных стран и народов. На свои средства он строит больницы и дома для престарелых; рискуя жизнью, проникает в Бастилию, чтобы на собственном опыте узнать, как содержат узников. Опубликованные памфлеты о жестоком обращении с заключенными привели к тому, что французское правительство заочно приговорило Джона Говарда к смертной казни. А выступления в английском парламенте послужили толчком для тюремной реформы сначала в Англии, а со временем и во многих европейских государствах. Как врач Говард особенно заботился о санитарно-гигиенических условиях содержания узников.

Главное в деятельности Джона Говарда — борьба с чумой, охватившей тогда страны южной Европы и Малой Азии. Он пытается выявить возбудителя этой страшной болезни, найти эффективные методы ее лечения. Единственное, что к тому времени могло воспрепятствовать распространению инфекции, — это карантин. Говард путешествует по миру, исследует очаги чумы, общается с больными. В Венеции добровольно поселился в одном из самых старых карантинов, чтобы почувствовать всю тяжесть пребывания там. И в результате написал свой лучший труд — «Отчет о главных карантинах в Европе с разными заметками о чуме», материалы которого послужили улучшению карантинов во многих странах.

В Константинополе Джон Говард вылечил безнадежно больную дочь великого паши. После этого решительно заявил, что отныне он — врач только для бедных. О чудаковатом целителе по миру ходили легенды, одна из которых пленила и скучающую в удаленном имении графиню.

Vixit propter alios

В 1781 году Говард прибыл в Россию. Однако на приглашение Екатерины ІІ посетить ее дворец ответил, что приехал изучать больницы и тюрьмы, а не дворцы. Наслушавшись о властном и своевольном характере англичанина (а его знала вся Европа!), царица затаила личную обиду и во время второго визита известного филантропа выдала ему уникальный документ: всем чиновникам выполнять советы Джона Говарда, как ее личные приказы. Еще бы! На приеме у австрийского императора Иосифа ІІ Говард заявил, что никогда не удержится от того, «чтобы сказать правду даже о короле или императоре». Интересовала Россия Говарда прежде всего как единственная в то время страна, отказавшаяся от публичной казни.

Петербург, Москва, Украина. Госпитали, больницы, тюрьмы… Несмотря на любезность Екатерины ІІ, Джон остается верен данному слову и отмечает, что питание, условия содержания в лечебных заведениях России крайне неудовлетворительны.

В 1789 году Говард посетил Россию вторично. Цель его визита — изучить «способы содержания солдат и их влияние на смертность», поскольку в Европе много говорили о жестоком обращении с солдатами в Российской империи. Побывав в воинской больнице неподалеку от Очакова, Говард пишет: «Кажется, даже каменное сердце должно истекать кровью от такого зрелища».

В начале осени Джон Говард едет в Херсон, в котором вспыхнула эпидемия сыпного тифа. По пути он останавливается во многих селах, помогает больным беднякам. Упоминание о том, что Говард побывал и в Коваливке, есть в «Историческом вестнике» за 1893 год. Легенда, записанная неким Чернышом в Коваливке, тоже утверждает, что на острове озера Кемпа работал врач, который помогал больным из окружающих сел.

Заботилась о нем, разумеется, графиня Хелена Потоцкая. Неказистый, тщедушный, но невероятно работоспособный и самоотверженный чужестранец пленил сердце красавицы Хелены. Горделивый польский магнат на новую прихоть жены смотрел сквозь пальцы: бедный как церковная мышь филантроп вовсе не казался ему опасным. Всего несколько дней пробыл Джон Говард в Коваливке, но оставил после себя глубокий след в истории села.

Прибыв в Херсон, Говард проявляет заботу о военнопленных, участвует в ликвидации эпидемии тифа. По нескольку раз в день посещает больницы, тюремный замок, за собственные средства лечит больных. При этом сам заболел и 20 января 1790 года умер. Похоронили его, в соответствии с завещанием, на хуторе приятеля Дофине неподалеку от Херсона, а на могиле установили не памятник, а солнечные часы…

Со временем по инициативе Александра II и при поддержке генерал-губернатора М.Воронцова, который организовал сбор денег среди жителей Одессы и Херсона, был поставлен гранитный обелиск. На нем — барельеф Говарда, детали солнечных часов и надписи на русском языке и на латыни: «Говард. Упокоился 20-го января на 65 году от рождения. Alios salvos fecit (Делал других здоровыми). Vixit propter alios (Жил для других)».

Но тела Джона Говарда в могиле уже не было…

Кто бы ты ни был, ты на могиле друга…

Весть о трагической смерти «врача для бедных» дошла и до Коваливки. По преданию, на месте, где Хелена узнала о смерти любимого, поставили крест, изготовленный из столетнего дуба. Экзальтированная графиня на этом не остановилась. Она пожелала оплакать тело Говарда. Винцент уже привык удовлетворять любые прихоти жены, поэтому послал придворных казаков похитить тело Джона Говарда для перезахоронения в Коваливке. Щедро заплатил за это золотом, и казаки выехали в Херсон. Тайно извлекли тело и вернулись к Винценту Потоцкому. Темной ночью гроб переправили на остров, где уже была готова могила.

Поскольку все делалось тайно, то это породило массу легенд. По одной из них, на Кемпе покоится тело известного скрипача, который прибыл в графское имение из Италии, тяжело заболел и умер. Похоронен он вместе с уникальной скрипкой. Кто-то говорит, что грозовыми ночами в чащах парка даже звучит тоскливая мелодия. Другие рассказывают, что в глубине острова в полночь загораются свечи, блуждают белые силуэты, слышатся тихий вздохи. Коваливчане обходят не то что остров или пруд, но и парк как нечистое место.

Так или иначе, но Хелена очень убивалась за Говардом. Под Херсоном полупустыня, войны, разбой, страшные болезни. Неблагодарные херсонцы могли бы разорить могилу чужестранца — так рассуждала графиня. Только под кронами дубов на любимом острове Хелены его душа обретет покой. Говард пренебрегал богатством, роскошью. На его теле был лишь маленький крестик.

Свой рассказ о перезахоронении Джона Говарда пан Анатолий иллюстрирует документами. Так, в Справочном энциклопедическом словаре К.Крайля (6 том, Санкт-Петербург, 1847 г.) записано: «Здесь (в Коваливке), среди многих прекрасных памятников, привлекает внимание памятник, установленный графиней Потоцкой в честь выдающегося филантропа Говарда, прах которого она велела перенести сюда из Херсона». И.Кульжицкий, учитель из Нежина, в статье «Могила Говарда» (журнал «Москвитянин», №5, 1852 г.) также утверждает: «…гроба с прахом Говарда нет в херсонской могиле. Он похищен и захоронен в другом месте». Дальше исследователь доказывает, что именно по приказу «сентиментальной филантропки» Хелены Потоцкой тело Говарда перевезено в Коваливку. «Москвитянин» решил проверить информацию И.Кульжицкого и обратился к графу Болеславу Потоцкому (в то время Коваливка принадлежала ему). На запрос редакции Болеслав Потоцкий описывает памятник с надписью: «Здесь покоится Джон Говард. О ты, живущий в свое удовольствие, наделенный властью и богатством, подумай о тех, кто прозябает в болезнях, нужде, темноте тюрем…». Естественно, никаких архивных материалов о перезахоронении не сохранилось. Да их и не могло быть!

Памятник с пеликаном

В день смерти Джона Говарда графиня щедро раздавала милостыню. Для нее он был святым, который действительно сотворил истинное чудо в ее сердце. Поэтому в имение шли нуждающиеся и больные с надеждой на помощь, и отказа не было никому.

Каждый человек, говорят, чем-то похож на какое-то животное. Известный филантроп ассоциировался в ее воображении с залетной экзотической птицей. Лишь несколько дней жил в их имении, а душа его уже на небесах. Возможно, она переселилась в розового пеликана, свободно плавающего рядом с островом? Потому и приказала поставить памятник с изображением пеликана.

Болеслав Потоцкий утверждает, что на лицевой стороне могильной плиты изображен пеликан и барельеф Говарда.

В 1980 году Черныш записал рассказ садовника парка Марии Потоцкой Федора Сердюка (1890 года рождения). По его словам, монумент был очень красив, на каменном основании, обложенный четырьмя отшлифованными плитами серого цвета. На одной из сторон высечено изображение птицы. С берега легко читалась надпись латинским шрифтом. Перевела его местная учительница Регина Францевна: «Кто бы ты ни был, ты у могилы друга…».

Во время гражданской войны могилу пытались ограбить. С восточной стороны был сделан подкоп, но крепкая кладка не позволила грабителям проникнуть в склеп.

Не забыл памятник и другой житель Коваливки — Петр Царенко: «Венчал его крест из черного мрамора высотой где-то с метр». По его же свидетельству, могилу разрушили во время голодомора 1933 года. Ценностей не нашли, поэтому забрали медный гроб. А кости разбросали по острову. Могила долго стояла открытой, тяжелые плиты оказались в иле неподалеку от острова.

Говоря о перезахоронении Джона Говарда, Анатолий Черныш рассказывает еще одну версию. Кандидат медицинских наук М.Ревенюк в статье «Сохранить народную святыню» сообщает, что в 1944 году фашистские оккупанты, отступая, взорвали наземную часть памятника Джону Говарду в Херсоне. А в мае 1950 года во время проведения работ в каменном карьере склеп филантропа был разрушен бульдозером. Местные жители и рабочие видели кости, но черепа не было.

Как сообщил в 1852 году своим читателям В.Негрикул в журнале «Москвитянин», рядом с могилой Джона Говарда был похоронен иностранец Ле Руа, покончивший с собой на хуторе Дофине (теперь Чернобае Белозерского района Херсонской области). О перезахоронении Джона Говарда пишет и Афанасьев-Чубинский в труде «Поездка на юг России»(1863 г.)

Таким образом, Анатолий Черныш разгадал загадку острова Кемпа. А правление Херсонской областной организации охраны памятников на его запрос подтвердило, что факт перезахоронения Джона Говарда вполне вероятен.

Найденный череп

На остров Кемпа можно добраться только вплавь. В глубине его среди буйной зелени стоит памятник, имеющий свою историю…

Закончив многолетнюю поисковую работу, А.Черныш обратился в 1995 году к директору Немировского сахарного завода с просьбой установить на острове памятный знак. По проекту инженера О.Сокольвака на Кемпе рабочие сахарного завода установили памятник. На нем надпись: «Здесь похоронен английский филантроп и врач Джон Говард. Кто бы ты ни был, ты у могилы своего друга».

Несколько раз пытался Анатолий Иосифович поднять плиты с могилы Джона Говарда, лежащие сейчас на дне озера. Местонахождение их известно. Толща воды в 3-4 метра и 0,7 м ила охраняют их покой. Одного энтузиазма для их подъема маловато.

В завершение экскурсии еще одна история, услышанная от Анатолия Черныша.

Двенадцатилетним мальчиком он с ровесниками ловил в иле Кемпы раков. И нашли они тогда потемневший от времени череп без нижней челюсти. Лукерья Костина, мать одного из сорванцов, увидела находку и запретила играться человеческими костями. Череп был конфискован у ребят и похоронен на сельском кладбище. Со временем женщина забыла место захоронения. Поэтому, возможно, останки праха английского филантропа покоятся на кладбище села Коваливка, а могильные плиты ждут на дне озера Кемпа лучших времен…