Родная речь ? Конечно, нецензурная!
Обычно при выяснении статуса двух основных бытующих в Украине языков забывают о третьем, зачастую употребляя его в качестве важного средства аргументации
Речь идёт о языке нецензурном, или, как говорили в начале ХХ века, «площадной брани», которая уже давно стала в нашей стране неофициальным государственным языком. Что поделать, к этому мы шли давно и уже так привыкли, что порой просто не замечаем в своей речи похабных слов.
Теперь уже мало кого смущают ставший таким естественным уличный мат или громкая «непринуждённая» беседа в общественном месте, сплошь состоящая из не произносимых в культурном обществе слов. Даже школьники начальных классов в отличие от родной речи успешнее овладевают нецензурным языком. Да и как же иначе, если присутствие в нашей жизни мата воспринимается уже как должное.
Совсем недавно автор этих строк был свидетелем общения между парнями и девушками не просто с улицы, а студентами-спортсменами нашего университета. Речь молодых людей перемежалась нецензурными оборотами так же легко, как поэтическое произведение – удачными рифмами. А ведь они, в большинстве своём, – будущие учителя, призванные, по утверждению Некрасова, «сеять разумное, доброе, вечное». Впрочем, похоже, «вечное» они уже давно усиленно сеют и культивируют, так как нецензурный язык общения родился не сегодня и имеет достаточно длинные корни, уходящие в глубь веков. Просто ныне образовалась достаточно «благоприятная» почва для его развития. Ведь даже один из основных «источников знаний» современного человека – телевизор – в наше время изменился не в лучшую сторону, изрыгая на телезрителей в своих «развлекательных» программах потоки пошлости, непристойности, а порой и не завуалированные при звукомонтаже отборные маты.
Ещё с десяток-другой лет тому назад случайно вырвавшееся в прямом эфире нецензурное слово могло стать концом телевизионной карьеры. Ныне в телевизионных «культурно-развлекательных» программах, похоже, это – уже норма.
Правила хорошего тона для среднего класса
В прошлом, лет эдак поболее ста тому назад, цветастая площадная ругань была уделом «черни» и деклассированных элементов, лишённых минимальных правил культуры поведения, говоривших на своём, близком им, «родном» языке.
Конечно, не стану утверждать, что те, кто стоял на более высоких ступенях общественной иерархии, никогда не прибегали к крепким выражениям. Случалось всякое. Однако делалось это с оглядкой. Был сдерживающий фактор принятого в обществе этикета. К примеру, неприличное слово в присутствии дамы считалось уже достаточно серьёзным преступлением, чтобы быть вызванным на дуэль или хотя бы банально получить «в морду-с». Ну а чтобы дамы сами, да что-нибудь эдакое загнули, пусть даже лёгонькое, не «трёхэтажное», да чтоб потом самой в обморок не брякнуться… Только асоциальные!
Правила хорошего тона и элементарная воспитанность выгодно отличали речь и манеру поведения среднего класса, который даже к представителям общественного «дна» обращался не иначе как на «вы».
После революции 1905 года в среде врачей и учителей возникла целая полемика, подхваченная газетами империи, по поводу того, как обращаться теперь к учащимся и пациентам низшего сословия: на «ты» или всё же, как прежде, на «вы»? Изрядно повеселил газетную публику один из участников газетной полемики, заявивший: «Да какая разница – объявить ученику “ты болван“ или “вы болван”, смысл от этого не меняется».
Немного позже не менее жаркая полемика развернулась и в отношении появления в это смутное время в молодёжной речи новых жаргонных, а порой не совсем приличных, неприемлемых в прошлом словечек. На что некто дал вполне резонный совет, предложив молодёжи больше читать не пустые бульварные романы и детективы посредственных авторов, а произведения хороших, признанных писателей, «…которые обладают хорошей речью. Читая такие книги, сам приучаешься хорошо говорить».
Борьба со сквернословием в учебных заведениях
Безусловно, в старой, дореволюционной гимназии на этическую сторону жизни обращали гораздо больше внимания, чем сейчас.
С первых школьных дней на уроках закона Божьего подготовишка попадал под влияние строгих христианских законов морали и уже знал, что сквернословие является смертным грехом. «Особенно опасно сквернословие для детей, – обращался с нравоучительной речью один из местных настоятелей церкви через газету “Югъ”. – Интеллектуальное развитие ребёнка зависит от языка, на котором разговаривает его окружение, знакомые взрослые и домашние. Если же ребёнок слышит только речь, состоящую всего из двух-трёх десятков слов и в основном неприличных выражений, то ни о каком душевном и умственном развитии его не может быть и речи…»
А ещё существовали специальные правила для учащихся учебных заведений, которые обычно были напечатаны в «Тетради для записывания уроков» – аналоге привычного для современных школьников дневника. В различных учебных заведениях правила несущественно отличались, однако основное, неизменное, всегда было на первом месте.
Обычно правила начинались со слов «Дорожа доброю славою гимназии…», далее следовали обязанности учащихся, в которых нашлось место для полного запрета сквернословия, курения и пьянства. Финальные аккорды правил обычно гласили: «Гимназия не будет в состоянии достигнуть надлежащего развития духовных сил учеников, если не встретит содействия в обществе, особенно в родителях…».
Были в отношении юношеского сквернословия на улицах свои должностные инструкции и у чинов полиции. Они должны были останавливать нарушающих установленный порядок и нормы поведения юнцов и, отобрав у них ученический билет, препровождать их под конвоем к гимназическому начальству, которое уже принимало к нарушителям свои меры.
С нецензурщиной боролись, но…
С уличным сквернословием в те далёкие времена боролись и на уровне правительствующего Сената, который ещё в 1870 году принял закон, гласивший: «Сквернословие, даже не обращённое ни к кому лично, составляет проступок, подлежащий преследованию по ст. 38 Устава о наказаниях, налагаемых мировым судьёй».
То есть «излил душу» на улице, споткнувшись о камень, нате-пожалте, городовой проводит вас в кутузку, а там – как повезёт с мировым судьёй. Можно отделаться штрафом, если имеются деньги. Если нет, придётся посидеть. Городовые в те времена на подобную, казалось бы, мелочь внимание обращали всегда, к тому же площадная брань вполне подходила под статью «нарушение спокойствия». Тем не менее, отучить народ от привычки употреблять бранные слова не удавалось, ведь к каждому индивидууму полицейского не приставишь.
В 1898 году в одном из первых номеров «Юга» читаем: «Площадная брань так вошла в кровь и плоть русского человека, что он нигде без неё не обходится. У нас в Херсоне особо этим отличаются торговки. Бесцеремонность их переходит всякие границы. По Рыбной площади иногда буквально невозможно пройти с дамой или детьми». А ещё херсонский «Югъ» довольно часто констатировал факты безмерного сквернословия, хамства и пьянства молодёжи из низших сословий, живших на Забалке, Северном и Военном форштадтах и в Мельницах.
Когда те же, скажем, «забалканцы» (так величали жителей Забалки в херсонских газетах) появлялись в Потёмкинском сквере, Александровском парке или просто на Суворовской, у полицейских чинов прибавлялось работы, а благочестивые семейства с детьми спешили убраться от греха подальше, ибо сквернословие из уст пьяных парней лилось рекой.
Пережитки прошлого при строительстве социализма
После октябрьской революции 1917 года маты и скабрезные выражения принято было считать пережитками прошлого. В новом обществе нашлись идеалисты, которые в мгновенье ока решили покончить с ними и даже объявили подобным проявлениям беспощадную борьбу. «Признавая недостатки свободного народа, чтобы граждане его отучились от вековой привычки прибегать к площадной нецензурной брани, мы просим профсоюз культурно-просветительных организаций принять меры борьбы с площадной бранью путём соответствующей пропаганды», – писала херсонская газета «Свободное слово» в 1917 году.
Чуть позднее новые советские газеты, в частности и наши, издававшиеся в Херсоне, стали призывать граждан новой страны «изменить буржуазное мышление и пойти новым светлым путём к великой цели, в которой не будет места проявлениям непристойности, пошлости и площадной брани». «Изменить мышление». Ничего не напоминает? Сколько раз на протяжении истории нашей страны, в разные её сложные периоды у народа пытались «изменить мышление»…
Как бы там ни было, искоренить площадную брань не смогли даже широко внедрявшиеся в начале советского периода общественные «проработки» нарушителей и взимание штрафов за «некультурное» поведение в новом обществе. На первых порах штрафы взимались даже по решению трудовых коллективов местных предприятий. Скажем, одна из мелких херсонских сапожных артелей, пожелавшая присоединиться к новой культуре, через газету объявила о своём решении взыскивать определённые суммы штрафа за бранные слова.
Неизвестно, с каким успехом проходила борьба со сквернословием у сапожников и какую именно сумму штрафов они успели собрать, однако выражение «ругается, как сапожник» с неизменившимся смыслом преспокойно дожило до наших дней.
«Сдаёмся?!»
В период «развитого социализма», так же, как и в нынешнем Уголовном кодексе Украины, имелась статья, предусматривавшая наказание «за мелкое хулиганство», в которое входила и «нецензурная брань в общественных местах». Но, в отличие от дня сегодняшнего, тогда была реальная возможность «огрести по полной» за всякое крепкое словцо, произнесённое на людях. Ныне, похоже, перед площадной бранью мы уже окончательно капитулировали…