Парки, скверы и запреты… (часть вторая)
В прошлом выпуске нашей газеты я начал рассказ о том, какие зоны отдыха были в Херсоне в конце XIX – начале XX веков. В этом номере – продолжение темы
В начале ХХ века в центре пересечения аллей Гимназического бульвара был установлен фонтан с бронзовой чашей, который, как утверждали старожилы, возвели на средства, со-бранные горожанами и гимназистами Херсона. В советское время фонтан демонтировали, а в июле 1983 года на этом месте установили памятный знак в честь газеты «Искра», изменив и прежнее советское наименование сквер имени Дзержинского на сквер имени Ленинской Искры. Новые времена продиктовали иные политические взгляды и жизненные ценности. Ныне бывший
искровский памятный знак украшает фигура пограничника с собакой посредственного исполнения…
Кроме всех зелёных жемчужин города – парков, скверов, бульваров – в начале ХХ века путешественников, въезжавших в Херсон, встречала защищённая лёгкой оградой от нашествия животных тенистая аллея посреди Говардовской улицы. Разросшиеся деревья, усыпанные гравием дорожки, скамьи для отдыха – всё это работало на создание благоприятного имиджа города, конечно, если посещавшие его путешественники не обращали внимание на плохо мощёные улицы и неровность имевшихся лишь кое-где тротуаров.
А ещё практически все путешественники и гости города отмечали почти полное отсутствие людей на улицах в полуденные часы, называя Херсон «пустынным, спящим и скучным». Конечно, и тут можно было бы поспорить, отстаивая честь города и заявляя о том, что жителям, занятым заботой о хлебе насущном, днём гулять некогда. Однако, полистав газеты того периода, среди анонсов о концертах, парковых гуляниях, гастролях театральных и цирковых трупп, можно встретить жалобы на скуку уже со стороны «коренных» херсонцев.
«Всюду все жалуются на скуку. Все классы населения, люди всех профессий в один голос кричат “скучно”. Жалуются на отсутствие увеселений (?), жалуются на отсутствие людей, денег, занятий, недовольны своим делом, знакомством и пр. И поразительная вещь! Никто ровно ничего не делает для того, чтобы так или иначе прекратить “скучно жить”», – писал в небольшой заметке «Скучно-докучно» какой-то херсонец, спрятавшийся за подписью «-ий».
Впрочем, далее автор «открывает никому не известную Америку», призывая заскучавшего обывателя искать для себя «дело по душе, которое интересовало бы его, и которое лишило бы обывателя возможности скучать». Соглашаясь в то же время, что некоторые такие дела всё же требуют каких-то капиталовложений, которые, опять-таки, по причине отсутствия средств, не каждый может себе позволить.
Вот и выходит, что самым доступным и бесплатным развлечением для большинства обывателей был всё же променад под музыку, а иногда и в полной тишине, по аллеям парка, сада или бульвара. Хотя, тут уж как посмотреть, для кого-то это действительно было развлечением, а для кого-то не очень.
Довольно часто херсонская пресса отмечала недостаточное освещение общественных мест отдыха, в том числе и в центральной части Александровского парка, где был установлен один единственный керосиновый фонарь, вокруг которого, словно мошки окрест светящейся лампы, прогуливались пары. В антракте, когда уставшие музыканты духового оркестра отдыхали, собираясь с силами, зрелище внушительной толпы, движущейся в одном направлении по кругу, было фантастически жутким. Хруст гравия под сотнями ног, разбавленный гулом негромких бесед, тихий, сдержанный смех… И над всем этим тускло освещённым керосинкой бесконечным потоком людских силуэтов – густая херсонская пыль.
«Господа! Что могут произвести сотни три дамских шлейфов, хотя бы и не особенно длинных, на небольшом пространстве, покрытом пылью? Разумеется, только пыль, да ещё какую! Это называется дышать свежим воздухом…» – писал в одной из местных газет некий критик подобных вечерних гуляний в Александровском парке.
Добавьте к этому ещё грязные сальные шуточки, отпускаемые во весь голос в адрес гуляющих со стороны пьяной окраинной молодёжи, расположившейся за границей света в темноте. «Порой здесь слышны такие словечки и фразы, при которых даже мужчина, не особенно привыкший к крепким словечкам, поспешит поскорее уйти с круга вглубь парка». Понятно, что воспитанным подросткам и гимназистам, которые помнили строчки гимназического устава «дорожа честью своего учебного заведения…», в подобной компании делать было совершенно нечего.
И даже то, что с началом электрификации Херсона один из первых ярких электрических фонарей, на радость публике, был установлен именно в парке, ситуацию никак не изменило. А если же городовые и выпроваживали с территории Александровского сада пьяных зубоскалов, то спустя короткое время их место занимали точно такие же другие. К тому же общественный сад был вполне легальным местом работы «ночных дриад», поджидавших потенциальных клиентов среди одиноко гуляющих мужчин. Городская общественность, не единожды обращавшаяся к «отцам города» по вопросу удаления мешавших степенному променаду препятствий, так и осталась неудовлетворённой до конца дней самодержавного периода, ну а после свержения царя и двух революций стало уже совсем не до гуляний.
Единственное, чего смогли добиться херсонские обыватели, это того, что в период массовых мероприятий, устраиваемых различными благотворительными обществами, в саду стало чуть больше городовых, препровождавших пьяных, дебоширов и прочих нарушителей спокойствия за пределы территории и не допускавших таковых в сад.
По окончании гуляний в определённое, заранее оговоренное время вся публика из сада удалялась, ворота запирались и полновластными хозяевами территории становились лишь сторожа и их злющие собаки. Детский и Гимназические скверы, Потёмкинский бульвар ночью тоже находились под охраной.
Вообще, самыми благопристойными местами для спокойного отдыха, куда «дриадам» и прочим неблаговидным элементам путь был заказан, были садик при Городском собрании на Соборной, открытый для учащейся молодежи старшего возраста, да Детский и Гимназический скверы.
Стоит отметить, что в дореволюционный период существовали весьма строгие правила для школьников и гимназистов, запрещавшие прогулки вечерними улицами после определённого времени без сопровождения родителей. Одиночные прогулки в период с 1-го мая по 1 октября дозволялись лишь до десяти часов вечера, всё остальное время, совпадавшее с учебным периодом, – до восьми часов вечера. А ещё правилами были запрещены посещения учащимися маскарадов, публичных балов, кафе, ресторанов, бильярдных, спектаклей, гастролей заезжих знаменитостей (вот кому, должно быть, в те далёкие времена было по-настоящему скучно!). Когда же приезжая актёрская либо музыкальная труппа ангажировала местный театр, в газетных анонсах о предстоявших выступлениях иногда можно было прочесть: «Посещение учащимся дозволяется». Но, опять-таки, на вечернем представлении гимназист мог присутствовать только с родителями или лицами, их заменявшими. В те далекие времена вообще за внеклассным времяпровождением и нравственностью учащихся следили строго. В этом отношении известно немало курьёзов как местных, так и иногороднего происхождения. Так, по сообщению прессы, в одном из городов империи господином директором одной из гимназий было объявлено постановление училищного совета, запрещавшее… читать книги из общественной библиотеки…
Но главный курьёз ситуации заключался даже не в этом, а в том, что тут же в местной прессе появилось письмо некоего папаши, восторгавшегося «мудрым решением» гимназического начальства.
«Сын мой, – писал родитель, – как записался в библиотеку, перестал умываться, причёсываться, перестал в церковь ходить, а всё сидит да книжки читает, даже за поведение стал получать четыре. Но вот господин директор гимназии запретил им брать книжки, и сразу подействовало запрещение на моего сына: стал снова причёсываться, умываться, в церковь ходить и поведение своё исправил».
К счастью, в Херсоне читать гимназистам не запрещали, не то им пришлось бы заскучать по-настоящему – кругом одни запреты. Особенно гимназистам старших классов, считавшихся уже «взрослыми» молодыми людьми, которым уже как-то не пристало бегать взапуски, играть в салки и крутиться на гигантских шагах вместе с малышнёй.
Какое-то время, как я уже сказал, взрослым гимназистам разрешалось посещение «единственно приличного клубного садика», то есть садика при Городском собрании, естественно, после уже упоминавшегося «комендантского часа», только в сопровождении родителей. Здесь можно было отдохнуть за дружеской беседой или просто послушать музыку. Довольно часто на открытой сцене садика при Городском собрании играли местные духовые оркестры, выступали с хорошо подобранным репертуаром певцы-любители и еженедельно устраивались симфонические вечера. К тому же, вход в элитный клубный садик был строго ограничен рамками приличия. То есть ничто, чуждое общепринятым моральным правилам, не могло нарушить спокойного вечернего отдыха.
Посетители садика никак не контактировали с любителями карточной игры, для которых при Городском клубе было отведено отдельное помещение, куда вход юношам, не достигшим определённого возраста, был строжайше запрещён и где до самого утра шла крупная игра в преферанс, баккару и другие популярные карточные игры.
Но вдруг в 1909 году были приняты и опубликованы в прессе новые министерские правила о внеклассном времяпрепровождении учащихся, которые предусматривали ещё большие ограничения рамок их свободы. Скорее всего, это происходило из-за вольнодумных взглядов и революционных идей, посеянных в юные души смутой 1905–1906 г. г. Здесь можно привести примеры имевших место покушений на жизнь преподавателей со стороны учащихся во многих губерниях страны. А из местного материала вспомнить забастовку учащихся практически всех учебных заведений в Херсоне, отказавшихся сдавать экзамены в 1907 году.
Теперь в новом списке различных табу появилось официальное запрещение учащейся молодёжи, даже в сопровождении родителей, посещать «неприличные» места, к которым был отнесён, естественно, Городской клуб и… клубный садик при нём.
Безусловно, подобная постановка вопроса была встречена родителями учащихся, что называется, в штыки, а в местной прессе началась яростная полемика в защиту прав старшеклассников: «Конечно, посещение клуба, как известного института взрослых людей, не может рекомендоваться детям, но ведь клубный садик ничего общего в принципе не имеет с клубом. Тем более, что родители ходят сюда, будучи совершенно далёкими от клубных интересов, доставляя только возможность детям, из которых многие сами учатся музыке, развивать свои музыкальные вкусы. Сперва этому запрещению не поверили, но когда воочию убедились, что двери садика для детей действительно закрылись, то все родители, более или менее культурные, возмущались этим финалом», – писал один из таких возмущённых родителей.
Но местные власти всего лишь исполняли директиву, спущенную свыше, и уступать не собирались. Так пролетела оставшаяся часть лета, а уж с началом осени и школьных занятий о проблемах учащихся, связанных с посещением клубного садика, уже никто не упоминал.
Как бы там ни было, запреты и ограничения уже ничего не могли исправить. Начавшаяся спустя несколько лет Первая мировая (как тогда говорили, германская) война ещё больше поколебала «добрые нравы» молодёжи, а уж когда грянула Февральская буржуазная революция 1917 года, страна окончательно сорвалась в пропасть… Теперь за зелёными жемчужинами Херсона никто не ухаживал, и спустя несколько лет они оставшимися пеньками от множества вырубленных на дрова деревьев уже ничуть не напоминали прежние оазисы для отдыха.