Как Суворов помирил адмиралов-иностранцев
Взятию Очакова (6 декабря 1788 года) российскими войсками предшествовало несколько сражений между флотами противников
20 мая в Днепровский лиман (далее — Лиман) вошел турецкий флот из 92 кораблей, среди которых находились 14 линейных. Командовал эскадрой капудан-паша Газы Хасан, который был против войны с русскими на море. Он помнил Чесменский бой, когда ему еле удалось спастись из огненного смерча, уничтожившего дотла турецкий флот. Нынче армаде турков противостояли 2 малочисленные русские эскадры: Херсонская (2 линейных корабля и 6 фрегатов) и Севастопольская (3 линейных и 14 фрегатов). Соотношение сил далеко не в пользу русских — почти один к четырем. Правда, турки не знали о «заначке» князя Потемкина. Гребная флотилия из 65 судов была рассеяна по побережью Лимана и в дельте Днепра. Пока противники присматриваются. В это время в расположение русского флота прибыл американец Джон Поль Джонс, ставший яблоком раздора в высших кругах командования русским флотом на Черном море. Дело в том, что Екатерина II, наслышанная о победах Джона над королевским флотом Великобритании, пригласила его на русскую службу и дала высокий чин контр-адмирала. Князь Потемкин был поставлен перед свершившимся фактом и по велению императрицы он должен был предоставить американцу пост, соответствующий его чину. Светлейшему ничего не оставалось, как отдать приказ о замене Джонсом командира Херсонской эскадры бригадира П. П. Алексиано. Заслуженный моряк, грек-волонтер, поступивший еще в 1769 году в эскадру Г. А. Спиридова, участник Чесменского сражения Алексиано был оскорблен и решил подать в отставку. В знак солидарности с ним подобное желание изъявили все греки, служившие на Черноморском флоте. А ведь они были непревзойденными моряками. По приказу Потемкина при наборе волонтеров на флот грекам отдавалось предпочтение. Назначением Джонса были недовольны и несколько англичан — морских специалистов, служивших по контракту. Они заявили о нежелании служить с «пиратом» (до службы в ВМС США Джон Поль Джонс занимался корсарством), сражавшимся против их родины.
В любой момент турецкий флот мог предпринять военные действия, тогда как у русского флота не было никакого плана взаимодействия между эскадрами, а среди командиров царил разброд. Вот тогда-то за примирение «господ флагманов» взялся Александр Суворов, который косвенно был старшим над адмиралами. Последние все свои действия согласовывали только с Потемкиным. В письме к Алексиано Суворов заклинает его не оставлять службу. Генерал-аншефу помогал Иосиф де Рибас — дежурный бригадир главнокомандующего, считавший, что эскадра (Херсонская) перестанет существовать, если Алексиано покинет флот. Последнего уговорили, но горький осадок все же остался у грека в душе.
Положение на флоте усугублялось и интригами контрадмирала Николая Мордвинова, обиженного тем, что его отстранили от командования. Потемкин был недоволен медлительностью и нерешительностью Мордвинова — старшего члена Херсонской Адмиралтейств-коллегии и командира Лиманской эскадры. Светлейший не смог ему простить, что тот во время артобстрела Кинбурнской крепости в сентябре 1787 го-да, располагая значительными силами, не решился на активные действия. За это Мордвинов заслужил от Суворова прозвище «академик». Поэтому Потемкин просит императрицу для командования Лиманской эскадрой вызвать из Голландии в Херсон адмирала Кингсбергена, служившего в Первую русско-турецкую войну на Черном море. Екатерина II через дипломатов ведет переговоры и с Кингсбергеном, и с живущим в Париже Джоном Поль Джонсом. «Друг мой Князь Григорий Александрович, — писала 22 февраля 1788 года императрица. — Имянитый Пауль Жонес хочет к нам войти в службу. А как я вижу, что приезд Кингсбергена весьма в даль тянется, и буде приедет, то приедет поздно, а быть может, что и вовсе не приедет, то я приказала Пауль Жонеса принять в службу и прямо поедет к вам». Потемкин поделился этой новостью с Суворовым, который по этому поводу откликнулся репликой: «Это, конечно, Милостивый Государь, Пауль Ионс, тот американец, который опасно, чтоб и нас, трубадуров Ваших, не перещеголял». Вот так Суворов оказался в эпицентре конфликта моряков. Тем не менее он делает все, чтобы поддержать хорошие отношения и с Карлом Нассау, и с Джоном Поль Джонсом — командующими двух независимых эскадр. Суворова беспокоит положение Кинбурнской крепости, и он просит адмиралов прислать несколько кораблей для ее прикрытия. Однако от обоих получает «аргументированный» и вежливый отказ. Моряки ссылаются то не на тот ветер, то на невозможность разделить силы и прочие причины, выходящие за рамки сухопутного начальника.
Прибытие на флот американца нарушило субординацию среди начальников. Нассау, имея чин контр-адмирала, мог приказывать только бригадиру Алексиано. С Джонсом Нассау оказался неравным. Сам Потемкин не мог лично руководить операцией в Лимане. Поэтому Суворову пришлось использовать свое старшинство, чтобы накануне сражения согласовать действия эскадр между собой. Общее командование он возложил на Карла Нассау.
7 июня в 7 часов утра турецкая гребная флотилия, прикрываемая несколькими парусными кораблями, двинулась в атаку на русские суда. Но встречный ветер не дал возможности построить парусную эскадру Джонса в боевой порядок. Вся тяжесть ведения боя легла на гребную флотилию. Нассау и командовавший состоявшим из запорожских судов и перешедший на гребную флотилию правым флангом Алексиано Джонс, забыв о распрях, действовали настолько слаженно, что вскоре были разнесены в щепки линейный корабль и шебека (3-мачтовое судно). Это посеяло панический страх у турков, и они стали отступать. Газы Хасан приказал стрелять по ним. Но это беглецов не остановило. 17 июня турецкий адмирал отказывается от гребной флотилии и решает разгромить русские суда мощью артиллерии линейных кораблей. Это было ошибочно с его стороны: тяжелые, глубокосидящие корабли с трудом маневрируют на мелководье, порой садятся на мель, становясь добычей проворных гребных судов. Сражение разгорается в 4 часа утра 17 июня. Присланные Потемкиным по просьбе Нассау 22 канонерские лодки пришлись кстати.
«Ура! Светлейший Князь. У нас шебека 18-пушечная. Корабль 60-пушечный не палит, окружен. Адмиральский 70-пушечный опустил флаг. Наши на нем», — с радостью доносил Суворов. А в коротенькой записочке, посланной Нассау, сквозит ревность к удачливому адмиралу: «Увы! Какая слава Вам, блистательный принц! Завтра у меня благодарственный молебен. А мне одни слезы…» Старый генерал хитрил. Пока адмиралы-иностранцы сражались с турками на водах Лимана, по приказу Суворова скрытно, только по ночам, на Кинбурнской косе был сооружен и замаскирован блокфорт из мощных морских орудий. В ночь с 17 на 18 июня турецкие корабли стали выходить из Лимана. Вот тут-то и «грохнула» батарея Суворова. Для турков это была такой неожиданностью, что капитаны кораблей решили, что они сбились с курса. Вместо того чтобы продолжать идти по курсу, сделали поворот и направились в сторону крепости. Некоторые корабли стали на якорь. А на этот случай Суворов приготовил туркам «горяченькое». Это был залп блокфорта брандскугелями (раскаленные ядра). Полусожженные турецкие корабли (7 единиц) так и остались на приколе собственных якорей. Суворов дал знак Нассау преследовать турков. Однако Джонс, опасаясь за свою эскадру, потребовал у него прикрытия. Между адмиралами произошла ссора. Оставив американцу несколько судов, Нассау догнал турков и навязал им бой. В результате 5 вражеских линейных кораблей было пущено на дно, а один фрегат взят в целости и сохранности.
В донесении Суворов просит светлейшего не забыть артиллеристов его блокфорта и советует назвать именем Карла Нассау захваченный фрегат. О себе же с грустью добавляет: «Я только зритель. Жаль, что не был на абордаже. Принца Нассау остается мне только ревновать. Отправляю пленных в Херсон».
Так благодаря посредничеству Александра Суворова адмиралы-иностранцы, отбросив свою неприязнь, совместными действиями «сократили» турецкую эскадру на 15 линейных кораблей и фрегатов, не считая более мелких судов — целый флот, превосходивший мощью Херсонскую и Севастопольскую эскадры.