Одно из самых крупных преступлений XIX века произошло в Херсоне
В начале осени 1896 года в холодной и сырой камере-одиночке Шлиссельбургской крепости, расположенной неподалеку от Санкт-Петербурга, умирал от водянки революционер-народник Фёдор Юрковский. Несмотря на чрезвычайно строгие законы содержания «не поддающихся перевоспитанию» узников, в отношении смертельно больного революционера тюремное начальство сделало редкую поблажку, разрешив его товарищам постоянные дежурства в камере.
Из воспоминаний соратника Юрковского по революционной борьбе Панкратова: «Накануне смерти, как только приступы стали усиливаться, он попросил прийти попрощаться. Утром 11 сентября, часа в четыре, он умер в мучениях на руках двух дежурных товарищей. Его тело почти сутки лежало в камере, и нам само начальство предложило сходить проститься… Тяжелые минуты, хотя все были подготовлены к такому концу. Некоторые из товарищей видели в окна, как солдаты унесли гроб на носилках за внешние ворота. Кроме синих мундиров ни одной родной души не могло сопровождать покойника».
Человек, который не боялся смерти… Будущий непримиримый революционер-террорист Фёдор Юрковский родился городе Николаеве в Херсонской губернии, в семье героя Крымской войны генерала Николая Фёдоровича Юрковского, убитого во время обороны Севастополя. Богатое наследство, доставшееся от отца и заключавшееся в обширных поместьях и доходных соляных озерах в Крыму, позволяло жить в «праздности и неге». Однако Фёдор избрал иной путь…
Из воспоминаний Анны Алексеевой, «верного спутника великой планеты Юрковского» (именно так охарактеризовал ее прокурор во время процесса об ограблении Херсонского казначейства): «Вообще, семья не понимала его. И как семья могла бы понять его, когда он позволял себе вещи, совершенно невозможные для кого-либо из них. Например, все деньги, серебро и драгоценности, достававшиеся ему по какому-нибудь семейному разделу, он приносил в беднейшую коммуну, квартиру нашего кружка, не оставляя себе при этом ничего».
Недоучившийся по причине своих политических взглядов и неприемлемой в самодержавном обществе жизненной позиции бывший студент Морского училища, Технологического института и Медицинско- хирургической академии Фёдор Юрковский с головой ушел в народничество. С начала 70-х годов ХІХ века он – неизменный участник революционного движения на юге России. Впрочем, из-за своего независимого характера и нежелания подчиняться строгостям внутренней дисциплины он не входил ни в одну из нелегальных организаций, оставаясь фактически революционером-одиночкой со своей личной позицией касательно борьбы и средств достижения цели. Взгляды и принципы Юрковского почти всегда шли вразрез с мнением большинства, что неизменно вело к серьезным конфликтам.
История сохранила высказывания корифеев революционного движения в адрес упрямого собрата. «Одного такого человека иметь – должно. Двух – можно. Троих – нельзя терпеть!» – констатировала свое отношение к Юрковскому Вера Фигнер. Ей вторил Андрей Желябов: «Вы, террористы, опаснее монархистов!»
Тем не менее именно к опыту Юрковского прибегали революционеры в затруднительных ситуациях. Скажем, он не задумываясь привел в исполнение приговор, вынесенный провокатору Тавлееву. А позднее, уже находясь в ссылке, – и некоему Успенскому, бездоказательно заподозренному в измене.
Бесстрашие и дерзость революционера-одиночки отмечает и характеристика жандармского управления: «Человек смелый и решительный. Смерти не боится, ярый революционер…»
К сему можно добавить лишь то, что он обладал также особым даром перевоплощения и артистизмом, позволявшими с честью выходить из самых, казалось бы, безвыходных ситуаций.
Анна Алексеева пишет в своих воспоминаниях: «Когда он вызвал меня из Севастополя телеграммой в Херсон, чтобы помогать в деле подкопа, и я явилась в гостиницу, где он жил, я увидела перед собою какого-то джентльмена, совершенно мне незнакомого, в котором ни одна черта не напоминала Юрковского. Во время самого подкопа под Херсонское казначейство понадобились какие-то трубы для подземной работы. Юрковский, приняв соответствующий вид, идет на базар, выбирает трубы и неожиданно сталкивается там со своим родным братом, Александром, который не только не узнает его, но и не подозревает, кто находится тут же вблизи».
Сам же Юрковский со смехом вспоминал, как ему, беглому каторжнику, разыскиваемому всей полицией Российской империи, одесский губернатор почтительно подавал пальто…
Как «упраздняли» Херсонское казначейство После освобождения под поручительство из Николаевского морского острога Фёдор Юрковский подыскал себе место управляющего лесопильным заводом купца Банова в Херсоне. Новому управляющему по делам службы зачастую приходилось получать в казначействе серебряную монету для расчета с рабочими. Тогда же он обратил внимание, что подвальное помещение, где хранились деньги, охраняет лишь один часовой, который стоит на посту у входа. 5 лет Юрковский вынашивал план похищения денег, незаметно для всех произвел необходимые измерения и расчеты. Дело оставалось за малым: подбор надежных исполнителей и изыскание средств, необходимых для осуществления «проекта».
Впрочем, здесь возникли проблемы этического характера. Из воспоминаний революционеров круга Юрковского следует, что подобную акцию экспроприации денег многие осуждали как недопустимую в «честной» революционной борьбе. Причем даже открытое вооруженное нападение с целью ограбления государственного учреждения считали гораздо более приемлемым и правильным, нежели подобное тайное похищение. Оправдание кражи нашли в решении направить все добытые средства на улучшение быта сосланных в Сибирь революционеров…
5 мая 1879 года некая дама, «супруга морского доктора», сняла 8-комнатную квартиру напротив здания Херсонского казначейства, по соседству с домом, в котором проживал вице-губернатор Пащенко. Снимая квартиру, она предупредила дворника, что собирается за свой счет произвести в ней ремонт – покрасить потолки и стены. Подготовка к «ремонту» затянулась почти до конца мая. Наконец, все приготовления были завершены, предосторожности соблюдены, и 26 мая, пропилив в полу кухни лаз, экспроприаторы приступили к выборке земли.
Первоначально трудились вчетвером: Юрковский, «докторша», ее «кухарка» и «наемный работник» Алексей Погорелов, бывший грабитель-уголовник, примкнувший к революционному движению. Землю из подкопа поднимали веревкой на чердак, потом отвели для нее несколько дальних комнат. К утру следы подземных работ уничтожали, полы тщательно мыли, а дыру в кухонном полу маскировали большим столом-тумбой, на котором «кухарка» занималась стряпней. Почти ежедневно появлявшийся посудачить с молодой кухаркой дворник не мог обнаружить ничего подозрительного. Днем Юрковский отсиживался под замком в темном чулане. «Наемный работник» сонно водил кистью по потолку, а «барыня», соответственно своей роли, ворчала и давала указания. Иногда к работе привлекали и других лиц из числа посвященных.
Всего лишь 5 дней понадобилось грабителям, чтобы прокопать узкий тоннель до стены хранилища. Еще две ночи ушли на то, чтобы разобрать стену подвала. Наконец в ночь с субботы на воскресенье, со 2 на 3 июня, революционеры оказались у своей цели. Чтобы не привлечь внимание часового отсветом огня в узких подвальных окнах, очистку сундуков казначейства решили проводить на рассвете. Пачки с крупными купюрами грузили в большой ящик, в котором прежде выносили землю из тоннеля, и тащили по темному подземному коридору к вертикальной шахте в кухне. Грабители спешили. Нужно было всё окончить непременно к 11 часам дня, так как было неизвестно, проводятся ли в выходные дни обычные в будни контрольные проверки.
Вот что писал позже Юрковский в воспоминаниях, озаглавленных «Как я упразднил Херсонское казначейство»: «Трудно представить себе, что изображала кухня, когда мы, вылезши из мины, вошли в нее. Эта маленькая комната сплошь была завалена деньгами, в которых Россикова (“барыня-докторша”, – Прим. авт.) в своем темном платье буквально утопала до пояса. Мы решительно недоумевали, что делать с этой массой денег, как их брать и нести. Раньше мы думали взятые деньги завязать в узел и взять под мышку, но их оказалось столько, что и на плечах не вынесешь…»
Опасаясь обысков на пароходе, на котором отъезжали в Одессу «кухарка» и одна «гостья», их снабдили суммой всего лишь в 15 тысяч рублей. Большую часть денег, упакованных в старые рогожные мешки, найденные в кладовой, Россикова и «наемный работник» Алексей Погорелов отвезли со знакомым возчиком на Чернобаевы хутора. Другую часть, спрятанную в старую корзину и в узел из одеяла, увез на нанятом извозчике Фёдор Юрковский. Доехав до базара и прикрыв груз в корзине с купленными вишнями, революционер-экспроприатор отправился к Алешковской пристани, где без труда нашел лодочника, который набирал пассажиров до Алешек. В Алешках в нанятом домике с небольшим, но уютным садом его уже ожидала Анна Алексеева – верный и надежный спутник. Ночью Юрковский закопал деньги в саду под корнями куста калины…
На следующий день в городке только и разговоров было об ограблении Херсонского казначейства. Впрочем, нужно отдать должное полиции: довольно скоро на Чернобаевых хуторах были задержаны скрывавшиеся там Россикова и Погорелов. Неоспоримым доказательством причастности их к «упразднению казначейства» оказались найденные деньги. Арестовали также и жену Погорелова, «благодаря» которой стало известно, что вторую часть денег увезли в Алешки.
В Алешках объявили чрезвычайное положение. На Таврийский берег отрядили самых опытных сыщиков Херсонской губернии. Местная полиция, «поставленная на уши», проверяла и трясла всех подозрительных. Ранним утром одного из дней в домик, где скрывались Юрковский и Алексеева, нагрянула полиция, возглавляемая исправником Маловичко. Однако Юрковский так искренне сыграл свою роль, что у исправника, который шел арестовывать опасного преступника, вдруг появились сомнения в причастности его к ограблению. В тот день Юрковский счастливо избежал ареста и благополучно «растворился» на просторах империи. Уже вечером в скромный сельский домик вновь нагрянула полиция, которая смогла арестовать лишь одну Алексееву.
В течение трех недель сыщики тщательно исследовали алешковское место обитания этих преступников, однако денег так и не нашли. Уже после отмены чрезвычайного положения в Алешках один из нижних чинов полиции по собственной инициативе обыскал сад со щупом и под калиной обнаружил тайник…
Конец «планеты Юрковского» Успешно скрывавшийся от полиции около года Юрковский, который после известных событий получил кличку Сашка-инженер, совершенно случайно был задержан в имении одного из курских помещиков. В доме, куда он приехал, разразилась трагедия. Отец-помещик застрелил своего сына-революционера, товарища Фёдора Юрковского. Полиция арестовала всех участников драмы. Юрковский, задержанный с поддельным паспортом на имя дворянина Головлева, отпираться не стал и признался, что он и есть тот самый экспроприатор, которого так долго и безуспешно ищет полиция всей Российской империи.
Осенью 1880 года состоялся процесс по делу Херсонского казначейства. Первоначальный смертный приговор инициатору и руководителю группы экспроприаторов Юрковскому был заменен 20 годами сибирской каторги. Холодным снежным декабрем того же года Сашку-инженера с группой других каторжан этапировали на каторгу в Карийские рудники (на Полярном Урале). Спустя 2 года опасный политический преступник совершил побег, однако был задержан разъездом казаков на границе с Китаем. Его вернули в Петербург и заключили в Трубецкой бастион Петропавловской крепости, а в 1884 году перевели в Шлиссельбург…
P. S. Общая сумма денежных средств, похищенных экспроприаторами из Херсонского казначейства, составила 1 579 638 рублей. Почти всё, за исключением 16 868 рублей, полиции удалось разыскать. Недостающую часть денег, вывезенную «кухаркой» и «гостьей» в Одессу, революционеры-народники использовали для подготовки террористического акта, в результате которого погиб император Александр II.