Херсонские модистки работали по 15 часов в день…
В прошлом номере «Субботнего выпуска» мы вспоминали о насущных вопросах старой дореволюционной моды, которые касались в большей степени среднего и высшего общества. О модных платьях и нарядах, которые «денежные» херсонские модницы без труда могли заказать прямо с доставкой из лучших мастерских и магазинов Европы. Впрочем, при желании можно было вполне сэкономить рубль-другой на пересылке и имени модельера, обратившись к какой-нибудь местной «модистке мод»
Судя по газетной рекламе, даже в сонном меланхоличном Херсоне таких насчитывалось несколько десятков. Внешне безупречные модные мастерские, маленькие фирмочки и фирмы с именем, рассчитанные на обслуживание богатых клиентов, нещадно эксплуатировали своих работников, большинство из которых составляли девочки-подростки в возрасте 10–12 лет.
Обычно, когда мы говорим о начале ХХ века, то в первую очередь восхищаемся приличествовавшей тому времени дешевизной жизни: фунт (453 грамма) черного хлеба стоил 3 копейки, а белого І сорта – 5 копеек; мясо высшего качества – до 40 копеек за килограмм. Арестант херсонского тюремного замка, не имевший никакой квалификации, изъявив желание работать, мог получать от 40 копеек в день, о чём свидетельствуют периодически появлявшиеся в местной прессе расценки на «невольничьи» руки. В пересчете на основные продукты питания арестантская зарплата выглядела прямо-таки очень прилично.
Однако в прежней, дореволюционной империи между заработками различных слоев населения существовал разительный контраст. Скажем, жалование юрисконсульта составляло 1800 рублей в год, городского санитарного врача – 2500, а рабочего в зависимости от квалификации – от 600 до 1800 рублей в год. А вот официанты вообще в то время трудились «на шару», так как их зарплата складывалась из чаевых. То есть благосостояние официанта напрямую зависело от наплыва посетителей и щедрости последних. Мало того, поступавший на службу официант вносил хозяину 20 рублей как «задаток» своей «благонадежности». И брал на себя обязательства делать определенные отчисления в специальный фонд, средства из которого шли на погашение убытков, причиненных посетителями хозяйскому имуществу: бой посуды, украденные столовые приборы и салфетки. Наверное, всё же не зря в период февральской революции 1917 года надежды обслуживающего персонала чайных, трактиров и ресторанов олицетворял лозунг: «Мы заставим уважать в официанте человека». Интересная деталь – в прежние времена владельцы ресторанов при приеме на работу отдавали несомненное предпочтение «татарам», так как считалось, что официант-мусульманин более устойчив к соблазну перед спиртными напитками.
Продавцы сельтерской воды, работая ежедневно с 5 утра до 11 ночи, жалования получали всего-то 5 рублей в месяц! Причем выходные им полагались лишь три раза в году: На Рождество, Пасху и Новый год. Куда как счастливее был работавший преступник!
Не менее тяжело доставался хлеб и непосредственным исполнительницам модных дамских прихотей в модельных мастерских, где, как уже говорилось, основной производственной силой были девочки-подростки. Работали они под руководством 2–3 взрослых мастериц и всецело зависели от настроения хозяйки. Рабочий день у «мадам» – именно так требовалось величать свою хозяйку – продолжался по 12–15 часов. И это при том, что законом от 1898 года был официально установлен 12-часовой рабочий день, продолжавшийся с 6:00 утра до 6:00 вечера.
Месячный заработок модисток «без стола и квартиры» составлял от 3 до 6 рублей, опытных «мастериц», по совместительству еще и продавщиц – до 20 рублей. Впрочем, большая часть их жалования уходила опять-таки на «рабочие» наряды, ибо за прилавком продавец должна была выглядеть модно и эффектно.
«Она обязана наряжаться красиво, модно, носить модные прически, чтобы возбуждать заинтересованность покупательниц», – сообщала херсонская газета «ЮГъ» в очерке, посвященном тяжелой участи бедных модисток. «Как она умудряется, если на это не хватает “крупного” жалования?» – удивлялся журналист.
А стоили модные наряды в то время действительно баснословно дорого. Как вам, скажем, материал для платья светской дамы по цене 200–300 рублей? То есть равное сумме жалования сестры милосердия за год! К тому же появляться в высшем обществе в одном и том же, пусть даже в самом роскошном платье, более 3–4 раз считалось признаком дурного тона. А посему приходилось изыскивать средства на новые платья…
Кроме мастериц и их помощниц, в модных заведениях существовало две категории учениц. «Бесплатные ученицы» были по-настоящему бесплатной рабочей силой и вместо того, чтобы обучаться мастерству, исполняли множество различной работы по ведению домашнего хозяйства: ходили на рынок, готовили обед, прибирались и разносили заказы по адресам в качестве бесплатных посыльных. Причем чаще всего на протяжении целого дня были загружены посторонней, не относившейся к профессии работой настолько, что, как тогда говорили: «Какое уж там ученье, когда на него первые год-два и времени не хватает».
«Платные», то есть платившие за обучение ремеслу от 10 до 100 рублей в год модистки, пользовались определенными привилегиями и чуть больше времени уделяли обучению профессии. Как первая, так и вторая категории учениц не получали совершенно никакого жалования. То есть в основном находились на попечении родителей или семьи.
Подобное положение дел существовало почти во всех без исключения модных магазинах, мастерских дамской одежды и шляпных салонах. Нужно ли говорить, что внутренняя, скрытая от посторонних глаз жизнь модной мастерской или магазина разительно отличалась от показной и чопорной светскости и тех аристократических манер, которыми здесь встречали «денежных» заказчиц.
Вот как описывает один из журналистов «ЮГа» условия работы в самом большом херсонском шляпном салоне «Petite-Paris» на Суворовской улице, владельцем которого являлась некто мадам Заславская: «Санитарные условия ужасны, все работницы работают в одной небольшой комнатке. Свету там очень мало и чуть ли не с 2–3 часов дня приходится уже работать при лампочках. В этой же комнате горит печь, от которой очень часто бывает угар. Вентиляции никакой, и приходится целый день дышать спертым, угарным воздухом. Оттого у тружениц сильные головные боли, случаются даже и обмороки… Но это ничто в сравнении с тем, что работницы терпят от г-жи Заславской и ее милых “опричниц” – старших продавщиц. Кстати, отметим, что у г-жи Заславской довольно обильный запас “ласковых словечек”, в который входит чистая “русская” ругань…»
Пожалуй, следует сказать несколько слов о значении дамской шляпки в то время. До революции этот головной убор был не просто модным украшением, а в первую очередь подчеркивал статус женщины и указывал на ее принадлежность к светскому кругу. Причем каждому случаю – походу в театр, на бал или выезду на природу – должна была соответствовать определенная шляпка. Широкие поля модной шляпки прикрывали лицо дамы от ветра и солнечных лучей, дабы избежать вульгарного загара – явного признака женщины низшего сословия. К тому же зачастую к головному убору крепились «фальшивые» локоны модной прически. Появление на улице без шляпки было недопустимо. Так что, казалось бы, вполне обычный атрибут женской одежды был весьма востребован, стоил достаточно дорого и приносил неплохой доход владельцам модных женских магазинов и шляпных мастерских.
В сравнении с продавцами сельтерской воды, модисткам выпадало несколько больше выходных дней. Они даже имели свою собственную покровительницу – Святую Екатерину, день которой праздновался 25 ноября и даже бывал отмечен легким угощением от хозяйки или скромными подарками. Тем не менее в сезон мадам-хозяйка без зазрения совести могла загрузить своих работниц срочной сверхурочной работой.
Причем подобное положение дел сохранялось на протяжении десятилетий, и не только в России. Основоположник коммунистических идей Карл Маркс отметил труд модисток в качестве примера в своем самом известном сочинении «Капитал»: «Труд молодых женщин, господствующий в фешенебельных модных магазинах, столь чудовищно чрезмерен, что это порой вызывало даже изумление и возмущение публики. В мастерской работают, как правило, 14 полных часов, а при накоплении спешных заказов – даже 17–18 ежедневно. В некоторых заведениях обычное рабочее время удлиняется в известные периоды сверхурочными работами, в других по окончании обычного рабочего дня работу берут с собой на дом, чтобы там закончить ее. Прибавим, что и в той или в другой форме сверхурочные работы зачастую являются принудительными».
Какая уж тут у модистки личная жизнь! Высокая мода требовала жертв. Привычных в нашем понимании ежегодных отпусков тогда не существовало, то есть они были, но не для всех. И если скажем, государственные служащие, уставшие от трудовых будней, могли подать прошение о добровольном желании оставить на неопределенное время службу с сохранением места, то всем остальным отпуск мог только сниться. Ну а тем более – представителям низкооплачиваемых специальностей, к которым относились и модистки.
Интересно, что в тот период уже успешно действовала государственная фабрично-заводская инспекция, а на местном уровне – городской санитарный надзор. Они своей властью могли приостановить работу любого городского предприятия, неблагополучного в санитарном отношении. Как, скажем, была закрыта «до исправления замечаний» фабрика свинцовых белил предпринимателя Добрускина в Херсоне. Однако модные салоны, магазины и мастерские почему-то всегда оказывались за чертой их компетентности. По крайней мере херсонские газеты, констатировавшие факты пресечения нарушений, на своих страницах этого не зафиксировали.