Ужасы «благополучного» Херсона (часть вторая)
Пожалуй, самые страшные страницы своей истории Херсон пережил в начале 1920-х годов, после установления в городе советской власти. Это могло быть сравнимо только с ужасной эпидемией чумы, свирепствовавшей в самом начале основания города, в мае 1783 года, когда от прежнего населения Херсона осталось менее половины. Но теперь в этом была виновата не болезнь, а голод…
Конфискация церковных ценностей
Еще в январе 1922 года Президиум ВЦИК принял постановление «О ликвидации церковного имущества», даже несмотря на то, что с благословения патриарха Тихона церковь добровольно приняла посильное участие в сборе средств для голодающих: «Мы нашли возможным разрешить церковно-приходским советам и общинам жертвовать на нужды голодающих драгоценные церковные украшения и предметы, не имеющие богослужебного употребления», – обращался через прессу патриарх. Впрочем, Советской стране этого оказалось мало, да и для курса, взятого на уничтожение религии в государстве, голод оказался весьма кстати. Вместо признания существенной помощи церкви в борьбе с голодом церковь обвиняли в сокрытии ценностей, возбуждая в голодающих стойкую неприязнь к религии и Богу.
В марте 1922-го, когда голод дошел практически до своей высшей точки, на основании январского постановления ВЦИК и циркулярного распоряжения НКВД уездный исполком постановил всем культовым учреждениям, находившимся в Херсоне, предоставить в трёхдневный срок полную инвентарную опись имущества: «…размер, вес, металл, проба, стоимость в дореволюционных рублях. Сколько колоколов на колокольнях и вес каждого из них. Имеются ли в храме картины известных художников, название, размер, в каком году написаны. Старинная мебель… Старинные облачения…».
Виновные в сокрытии данных и не проявившие «прыти» в своевременном выполнении постановления должны были быть «привлечены к строгой ответственности за невыполнение распоряжений советской власти». Под благовидным предлогом помощи голодающим вслед за предоставленными списками началось изъятие церковных ценностей. Так, в мае 1922 года в одном из старейших храмов Херсона – Екатерининском соборе – было изъято 40,5 килограмма драгметаллов в виде предметов культа и окладов икон. В целом же по стране церковных ценностей было изъято на сумму в четыре с половиной миллиона золотых рублей!
Причем, как оказалось в дальнейшем, на закупку продовольствия за границей для голодающих в стране потратили всего около миллиона из этой суммы. Кроме того, многие конфискованные у церкви ценности были просто-напросто разворованы на различных этапах, начиная от проводивших изъятие до служителей Гохрана, судебные процессы над которыми позднее вскрыли эти неблаговидные факты.
Херсон, отрезанный от мира
Как я уже говорил, изъятие церковных ценностей не повлияло существенно на проблему голода в стране. Страна продолжала голодать, и Херсон здесь не был исключением. Цены на продукты питания росли с каждым днем, а сами продукты исчезали еще быстрее. Да и подвоз продуктов из глубинки в слякотный зимне-весенний период по бездорожью Херсонщины всегда был затруднен. Теперь же всё это усугублялось грабежами и убийствами на пустынных раскисших дорогах. Лишь изредка доведенные до полного отчаяния люди могли решиться вырваться из охваченного голодом города пешком, вот только сил для этого было мало. Да и куда идти? Везде голодно…
Единственным путем, связывавшим Херсон с остальным миром, оставалась железная дорога. Впрочем, на железной дороге с редко проходившими через Херсон поездами действовала своя «советская мафия», существование которой открыто подтверждала газета «Херсонский коммунар»: «Касса продает несколько десятков билетов, остальное передается милиционерам и другим “власть имущим”, бешено ими спекулирующими. В результате умиравшие от голода семьи, еле собравшие на билет, чтобы вырваться из голодного района, остаются на вокзале, с плачем и стонами провожая поезд».
Только в конце мая бюро уездного комитета признало необходимость «создать пятерку для порядка посадки в вагоны», в которую должны были войти представители исполкома, ЧК, парткома, военкома и Упрофбюро.
«Всё вокруг народное – и даже мебель в квартирах…»
В то же время у большинства бедствовавших обывателей не было решительно никакой возможности выехать из Херсона. Тем более не представлялось вероятным «по-тихому» покинуть место своего проживания, так как для выезда требовалась справка от появившихся в советское время кварткомов и домкомов. Которые, согласно новым правилам, должны были «немедленно взыскать с граждан, оставляющих пределы г. Херсона, следующую с них квартплату, а также суммы, следующие с них на расходы по содержанию двора и дома, а также за воду согласно раскладке и за использованную электроэнергию».
Мебель, находившаяся в квартире, собственностью жильца не являлась и числилась на балансе жилищных комитетов. Выезжая, жилец сдавал мебель по описи и получал очередную справку. Для того чтобы захватить с собой стул или табурет при переезде, требовалось разрешение-ордер из мебельной секции жилотдела на право вывоза мебели. Мебельное имущество не могло быть передано и по наследству, ибо уже в феврале 1922 года приказом губисполкома наследование мебельного имущества было отменено.
Единственным, пожалуй, светлым пятном в квартирном вопросе было то, что для разных категорий граждан квартплата в это время была неодинаковой. Так, рабочие и служащие не могли платить за жилье более 3% от получаемого месячного жалования. Остальные категории – 8 тысяч рублей за квадратный сажень занимаемой площади в месяц. И хотя 8 тысяч за квадратный сажень в то время были «не деньги» (фунт (453 г) черного хлеба – 28 тысяч рублей), их нужно еще было где-то взять, а большинству – заработать. Вот только негде: предприятия либо стояли, либо работали не в полную силу…
Но в вопросах задолженности оплаты за воду и электроэнергию коммунотдел ни с кем не церемонился: «Всем гражданам города Херсона и советским учреждениям предлагается в 2-дневный срок внести в кассу коммунального отдела причитающиеся с них суммы. За нарушение сего виновные будут оштрафованы в двойном размере следующей с них суммы и лишены воды и света без права включения».
А еще домкомы должны были следить за теми, кто пользовался светом незаконным путем (хотя практически кроме «лампочки Ильича» в то время не было иных электроприборов), и докладывать о подобных случаях в коммунотдел. Последний был вправе выписать штраф и наказать виновного отключением от сети без права восстановления подключения.
Еще одно нововведение в рабоче-крестьянском государстве: домкомам предписывалось за счет жильцов выписывать хотя бы один экземпляр местной газеты, чтобы каждый жилец имел «возможность знакомиться с приказами и распоряжениями советской власти».
Очередное распоряжение – новые налоги
Так, через газету в голодном 1922 году херсонцы познакомились с новыми государственными налогами. Вот что сообщала газета «Херсонский коммунар»:
«Ввести сбор со скота и других домашних животных в размере не свыше 100 тысяч руб. с головы крупного и 20 тыс. с головы мелкого и др. животных. С продажи скота: крупного – 50 тыс. руб., мелкого – 10 тыс. руб.
Извозный промысел: с каждой работающей в повозке лошади – не свыше 300 тыс. руб. за полугодие.
Перевозный промысел: с каждой лодки, ялика, ручной тележки за каждые полгода – 75000 руб. С парома или грузовой лодки – 150000 руб. С велосипеда – 50000 руб. в полгода, авто – 200000 руб. С моторного судна для перевозки пассажиров – 100000 руб.
Прописной сбор: с члена профсоюза – по 1000 руб., с остальных граждан – 2000 руб. за каждую прописку вида на жительство».
Голод опустошает Херсон
В апреле 1922 года голод в Херсоне достиг своего апогея. К тому времени в городе не осталось ни собак, ни котов, ни птиц – всё пошло в пищу. Оскудели живностью и пригородные плавни, некогда бывшие настолько изобильными, что промысловых птиц без труда добывали в пределах городской черты. Так, газета «Югъ» констатировала подобные факты в 1901 году: «На прошлой неделе в Херсоне наблюдался прямо-таки небывалый перелёт дичи. В местных плавнях, ериках, озёрах и речищах дичи было так много, что мало-мальски порядочный охотник в день мог набить до 100 штук различной дичи. Особенно много было куропаток. На прошлой неделе дичь ловилась руками и билась палками нашими обывателями даже в центральных и людных частях города. Так, например, на Суворовской улице палкой был убит вальдшнеп, а на Греческой улице руками поймана куропатка».
Теперь же, в 1922 году, в местной прессе появляются страшные сообщения о голоде и жутких случаях каннибализма в городе. Причём местная газета «Херсонский коммунар», ещё не испорченная будущим советским замалчиванием неудобных и скользких тем, во всех подробностях описывала ужасные находки, озверевших от голода людей и их жертвы. Фотофакты судебных расследований того периода сохранили на фотопластинах, дошедших до нас, постановочные сцены, запечатлевшие «людоедов» в окружении останков своих жертв. Только за весну 1922 года случаев каннибализма в Херсоне было зафиксировано не менее 20! Это вызывало ужас и попытки расправиться самосудом с потерявшими человеческий облик, дошедшими до отчаяния преступниками. Немало сил стоило представителям охраны правопорядка сохранить жизни людоедов для дальнейшего справедливого пролетарского суда.
В мае стало чуть легче. Появились крапива, лебеда и иные съедобные травы. С трудом пережившие зиму и весну горожане выбирались на заброшенные, незасеянные поля в поисках кореньев, трав и редких, ещё сохранившихся сусликов, проснувшихся после зимней спячки. Ловили рыбу, приспособились использовать в пищу корни рогозы, растущей в плавнях, которые сушили, перетирали в муку и пекли из неё хлеб.
Письмо из прошлого
Ещё и в конце 1922 года жизнь народа не стала легче. Обращаясь к материалам свидетелей-очевидцев, процитирую письмо сыну во Францию родственницы херсонских предпринимателей-судостроителей Вадонов – Каролины Вадон, написанное в декабре 1922 года:
«Я ещё в Одессе, считаю дни, когда будет пароход, так как надо сказать, что навигация в ужасном состоянии. Нет угля, кораблей. Наконец, и сама наша жизнь здесь невыносима. Жюль, ты спрашиваешь о деталях жизни здесь. Она в постоянном трансе, не знаешь, что будет завтра. Всё, что мы пережили, – невообразимо, нечто ужасное. Сколько жертв, сколько преступлений. Множество убитых, расстрелянных. Немыслимые шквалы! Хорошо знакомый У., адмирал, который был губернатором, директор банка и другие убиты. Смерти в муках невозможных трудно описать. Бедный М. В. был 3 месяца в тюрьме, рискуя быть расстрелянным. Наконец, это не жизнь, лучше умереть. Я ничего не могу сказать о Голубове. Элигины несчастны. Они покинули Николаев и уехали в Новочеркасск. Убили их двоих сыновей. Отец спрятался, чтобы тоже не быть убитым. Я не могу всё рассказать, чтобы всё это описать, нужны тома. Это катастрофа! Спрашивается, как за границей не известно о безобразиях, творящихся здесь? Спрашивается, как половина людей здесь не умерла от голода и холода, отсутствия отопления? Цены баснословные! Белый хлеб 11 руб. фунт (453 г), чёрный 8,5 руб. Машина, чтобы доехать до порта, 300 руб. и больше. Деньги не имеют ценности. Фунт стерлингов – 1700 руб. вместо 9,5 руб. Франк 480 руб. Почты не работают, нет переписки ни с одной страной. Даже в самой Одессе с Николаевом и Херсоном. Мы отрезаны от всего мира. Никаких новостей от Поля (младший сын. – А. З.). Где этот несчастный? Он мне говорил: “Есть ли ещё этот мир?”. У меня озябли руки. Нет отопления, нет освещения в Одессе, Николаеве, в Херсоне тоже. По этой причине я продала дом. Помните ли вы прекрасную аллею, которая окружала его? Всё вырубили. Говорят, надо для выпечки хлеба. Но не знаю, получили ли дрова булочники, – я видела толпу, которая дрова воровала».
Стоит подчеркнуть, что она так и не дождалась парохода, увозившего её в сытую, благополучную Францию, – умерла в холодной одесской квартире в январе 1923 года…
Разгул бандитизма
Даже самые решительные меры, предпринятые властями, вплоть до расстрелов пойманных на месте преступления грабителей, не смогли обуздать бандитизм и преступность в городе в 1922 году. Газеты продолжали пестреть заголовками о случившихся за день преступлениях. Грабители не гнушались нападать не только на зажиточных горожан, но и на госслужащих, находящихся при исполнении.
Так, в апреле 1922 года «Херсонский коммунар» написал о подробностях нападения на сотрудников Уездного финотдела: «Вчера из Николаева в Херсон пришёл катер “Спартак”, на котором были доставлены два мешка с деньгами (9 млрд руб.) и один мешок с обувью (пять пар), для сотрудников Уфинотдела. Для доставки из порта были наняты две пролётки… На углу Говардовской (ныне проспект Ушакова) и Богородицкой (до недавнего времени Краснофлотская), у здания управления работ Херсонского порта, где помещается отдел ЧК, из засады навстречу извозчикам выскочило около десяти вооружённых человек. И с криками “Стой!” открыли огонь из револьверов и винтовок».
Убив одного и ранив другого представителя Уфинотдела, бандиты разоружили вооружённую винтовками, но бездействовавшую, онемевшую охрану. Выбросив охранников из пролёток и заняв их место, угрожая применить оружие, бандиты приказали извозчикам мчаться вперед. Всё это происходило на глазах чекистов, которые хотя и открыли по грабителям беглый огонь и даже «соорудили погоню», однако отбить деньги и имущество всё же не смогли. Бандиты скрылись…
В местных плавнях появились «речные пираты», поджидавшие и грабившие не только одиночные шаланды, но даже пароходы с многочисленными пассажирами. «Пароход “Св. Николай”, переполненный пассажирами (ок. 200 чел.), шёл в Херсон.В два часа ночи судно почти дошло до Казачьих Лагерей, на судне раздался револьверный выстрел, на что с берега послышался ответ. Взволнованные пассажиры попытались выскочить на палубу, но три вооружённых бандита стали сгонять их в трюм. Сюда же загнали и рулевого. Один из бандитов направил судно на Казачьи Лагеря, где судно в камышах стало на мелководье. Подъехала большая шаланда с тремя бандитами. Причалив к судну, принялись за работу. Перегрузили бочки с подсолнечным маслом, кожами и т. д. Вызывали по очереди, по выбору богатых пассажиров, последние уводились в кубрик и грабились», – сообщал «Херсонский коммунар». И таких случаев, зафиксированных газетной хроникой, было множество.
Из уезда приходили тревожные вести: «Убито четыре коммуниста, три совработника, три милиционера, взято бандой 15 лошадей, три брички и 75 пудов хлеба». «В ночь на 8 июня на правом берегу Днепра в плавнях Херсонского округа против с. Б. Лепетиха появилась банда численностью в 13 человек, при 8 лошадях, вооружённая наганами, карабинами, бомбами. Банда совершила налёт на Коллектив в 20-ти верстах от Б. Лепетихи, где расстреляла 6 че-ловек. В ночь на 10 июня банда произвела налёт на рыбаков, которых раздела и забрала 5000 р. денег».
Милиция и УГРО – на страже порядка
Впрочем, на счету чекистов тоже случались громкие победы. Так, в июле 1922 года в «Херсонском коммунаре» появилась информация о разгроме «объединённых под названием “1-й Украинский повстанческий казачий отряд имени Михаила Архангела” банд так называемых Свища, Архангела Михаила и Чёрного Ворона (140–150 сабель)».
Чуть позднее в городском театре имени Луначарского слушалось дело другой разгромленной чекистами вооружённой группировки. Обвинительное заключение против её членов зиждилось на фактах убийств представителей сельской власти, грабежей, похищений скота и поджогов. Приговор: для 17 человек – расстрел, 14 – три года заключения в ДОПР(е) (дом принудительных работ), одного человека – год принудительных работ, 1 освобождён по возрасту, остальные оправданы…
Кстати, ещё в апреле 1919 года был принят и опубликован декрет, которым предусматривалось создание в каждом губернском городе Советской России как минимум одного концентрационного лагеря на 300 человек. Интересно, что срок заключения в советском концентрационном лагере порой не был чётко определён, и у многих арестантов в личном деле значилось: «Заключён в концлагерь до окончания гражданской войны».
В Херсоне с преступным элементом боролся местный уголовный розыск, размещавшийся на Преображенской (№ 32) улице в бывшем доме Санжаровского. Возглавлял розыск в 1922 году А. Корф. Забегая вперёд, скажу, что ещё 20–25 лет назад в глухом подвале этого здания на улице Декабристов существовала камера-одиночка с массивной, обитой металлом дверью со смотровым глазком, «кормушкой» и ржавым остовом нар внутри.
Сложности в снабжении розыска и милиции самым необходимым в тот период были весьма существенными. Парадокс: в городе, кишевшем вооружёнными бандитами и переполненном незаконным стрелковым оружием, представителям власти его не хватало. Это явственно видно из докладной записки начальника местного УГРО: «Уголовный Розыск не вооружён вовсе, несмотря на неоднократные мои требования. На руках у агентов Угрозыска имеется собственное оружие, каковое в количестве 15 шт. зарегистрировали. Ощущается нужда в револьверах и патронах. Обмундирование сотрудники вовсе не получили. Установленные продовольственные сотрудникам удовлетворяются слабо, и получают они только хлеб… В течение сентября месяца поступило 344 дознания. Из них исполнено 257. Раскрыто преступлений на 46%. За последнее время наблюдаются преимущественно кражи со взломом и кражи скота. В декабре было убито 4 бандита при попытке бежать из-под стражи. Раненых и убитых сотрудников не было».