«Здравствуй, Дедушка Мороз — борода из ваты…»
Не знаю, как кому, однако мне, «отморозившему» в течение тридцати лет в роли Деда Мороза на детских утренниках и взрослых вечерах, в период новогодних празднеств приходят на ум различные «дедморозовские» стишки. Причём даже не всегда «подцензурные», а иногда и, так сказать, с элементами народных выражений, которыми, к вящей радости своих родителей, время от времени потчевали Дедушку нежные чада. И чаще всего эти стихотворные куплеты касались якобы нетрадиционной сексуальной ориентации Мороза-старичка
Я думаю, продолжение строчки стихотворного куплета, вынесенного в заголовок, знают если не все, то, пожалуй, многие наши читатели, а вот оригинал настоящего детского стихотворения, написанного Александром Оленичем-Гнененко, теперь, пожалуй, уж никто и не вспомнит:
Ранний вечер. Звонкий лёд,
Звонкий, да не ломкий.
По степям зима бредёт
И трясёт котомкой.
По лесам и по садам
Распушила иней,
В небе вспыхнула звезда
Искоркою синей.
Следом Дед идёт Мороз –
Ёлка под полою.
У Мороза красный нос,
Борода метлою.
— Здравствуй, дедушка Мороз
– Борода из ваты!
Что ты, дедушка, принёс
В Новый год ребятам?
— Я принёс вам в Новый год
Разные игрушки:
Вездеход и самолёт,
Куклы и хлопушки,
Чтоб по всей земле везде
Вы легко ходили,
Чтоб летали вы к звезде
На орлиных крыльях!
Дед Мороз и его советская свита
Автор стихотворения Александр Оленич-Гнененко, довольно известный в своё время поэт, писатель, переводчик и общественный деятель, написал его в 1938 году, спустя три года после того, как гонимая властями СССР рождественская ёлка, с лёгкой руки Сталина и второго секретаря ЦК КП(б) Украины Павла Постышева, была реабилитирована под именем новогодней. Ну а широко известная в прошлом в самодержавной империи личность святителя Николая, или Рождественского Деда, которого иногда-таки называли Морозом, в советской стране превратилась в новогоднего Деда Мороза, воплотившего в себе ещё и черты грозного героя народных сказок. Правда, советский Дед Мороз, в отличие от сказочного, отличался вполне покладистым характером и щедрой на подарки душой. И это при том, что менее чем за десять лет до реабилитации запрещённой в стране ёлки в методических материалах «К антирелигиозной пропаганде в рождественские дни» можно было прочесть: «Ребят обманывают, что подарки им принёс Дед Мороз. Религиозность ребят начинается именно с ёлки. Господствующие эксплуататорские классы пользуются “милой” ёлочкой и “добрым” Дедом Морозом ещё и для того, чтобы сделать из трудящихся послушных и терпеливых слуг капитала».
Теперь же о религиозности и послушных, терпеливых слугах капитала уже не вспоминали. Новый советский персонаж в красной «партийной» шубе стал главным действующим лицом входивших в моду новогодних детских утренников. Вот только «потянуть» праздничное представление ему одному было явно не под силу, поэтому уже в 1937 году у Деда Мороза появляется помощница – внучка Снегурочка, так же, как и он, персонаж сказочного фольклора, возрождённая к жизни одноименной пьесой Александра Островского ещё в 1873 году. Хотя, похоже, в период написания стихотворения Оленичем-Гнененкоперсона Снегурочки ещё не получила такой популярности, как Дед Мороз. Да и то ведь – всё только ещё начиналось.
Потом уже, к началу 1940-х, неизменным персонажем компании новогодних персон становится розовощёкий крепкий малыш Новый Год, неизвестно кем приходящийся Снегурочке и Деду Морозу. Впрочем, в любом случае Новый Год был законным правопреемником старого Деда, сдававшего эстафету, и служил символом грядущих счастливых перемен и великих событий:
Слышишь, слышишь?
Полночь бьёт.
Тихо вышел Старый год.
И смеётся из пелёнок
крепкий радостный ребёнок –
октябрёнок Новый год!
Ну конечно, кем же ещё быть новорождённому в советской стране – только октябрёнком! Эдакий светский персонаж с элементами советской политпропаганды. Да и изображали малыша часто в соответствии с последними достижениями в стране. Так, в начале 1960-х Новый Год прилетал на космическом спутнике, потом – на ракете или же рапортовал об успехах в образе рабочего человека. Правда, в отличие от Мороза и Снегурочки, особой популярностью малыш Новый Год не пользовался и к нашему времени почти забыт.
«Ёлочка, Ёлка – лесной аромат…»
Совсем отдельного повествования заслуживает новогодняя, в далёкие самодержавные времена – рождественская ёлка.
Конечно, дореволюционное, чудно украшенное сладостями и свечами хвойное деревце было доступно лишь достаточным сословиям. В жилищах мало оплачиваемых рабочих, крестьян-бедняков о таком чуде даже и не мечтали, ну разве что случится детям быть приглашёнными на общественную ёлку, устраиваемую различными многочисленными до революции благотворительными обществами. Подобное положение дел сохранилось и в первые послереволюционные годы, когда атеистам-большевикам было не до борьбы с рождественскими традициями – шла Гражданская война.
Сам вождь мирового пролетариата Ленин, уже накануне своей смерти в 1924 году, устраивал в Горках для тамошней детворы рождественскую ёлку. По крайней мере, об этом писали биографы вождя. После смерти Ленина случались одиночные нападки на рождественские и пасхальные традиции, но это ещё не было целенаправленной политикой государства, и даже первые советские календари печатали с указанием церковных праздников.
Только с 1927 года началась эпоха борьбы с религией. Христианские праздники отменили, рождественскую ёлку упразднили. Идейные комсомольцы, члены партии и примкнувшие к ним сознательные «безверники» совершали предпраздничные рейды, подглядывая под окнами, выискивая тайных сторонников рождественских пережитков. Особых репрессий за празднование религиозных дат не предусматривалось, однако клеймо «несознательного и тёмного элемента» или «друга попов» пришивали накрепко. Конечно, партийца, ответственного за морально-политическую атмосферу в своей семье, ждали более серьёзные неприятности. Могли даже запросто исключить из членов партии во время очередной чистки партийных рядов.
Реабилитировали ёлку, но не праздник Рождества, только 28 декабря 1935 года, когда с согласия Сталина в газете «Правда» появилась статья Петра Постышева, утверждавшего, что запрет ёлки – это перегиб левых загибщиков, ославивших детское развлечение как буржуазную затею. «Следует этому неправильному осуждению ёлки, которая является прекрасным развлечением для детей, положить конец. Устроим хорошую, советскую ёлку во всех городах и колхозах».
Как по мановению волшебной палочки ёлка снова стала в чести, а вслед за статьёй Постышева появилась свежая директива о проведении новогоднего праздника. Конечно, о рождении Христа уже не упоминалось, а восьмиконечную Вифлеем-скую звезду, венчавшую верхушку ёлки, предложили заменить пятиконечной красной.
Буквально на следующий день после появления в прессе решений высших эшелонов власти Харьков рапортовал о сотнях ёлочек, украсивших детские учреждения города, а Киев принимал на себя обязательства проведения не менее 1000 ёлок в городе. Так что официально разрешённые новогодние ёлки впервые провели именно в Украине.
Чуть позднее, с 1949 года, первый календарный день года стал праздничным нерабочим днём.
Когда Ёлка была дефицитом
Ныне, глядя на множество предпраздничных ёлочных «торжищ» на улицах Херсона с изобилием зелёных красавиц на любой вкус и размер, вряд ли подумаешь о том, что ещё лет тридцать-сорок назад новогодняя ёлка в нашем городе входила в разряд дефицита.
Нет, конечно, и тогда в Херсоне в новогоднюю ночь не обходились без празднично украшенного зелёного деревца. Причём и на площади у городского драматического театра, и на улицах, возле учреждений культуры, клубов, ДК живых украшенных ёлок было не в пример больше, чем сейчас. Вот только были они в основном не местные, а привозные, зачастую издалека.
Откроем подшивку главной советской газеты Херсона «Наддніпрянська правда» за 1964 год. В одном из её декабрьских номеров читаем: «На станцію Херсон прибув вагон ялинок. Одразу ж було дано наказ – негайно розвантажити його. Так 10 тисяч ялинок – посланців далекої Калінінської області (с 1990 года переименована в Тверскую область. – А. З.) – першими потрапили в торговельну мережу міськпромторгу, а звідти – численним покупцям нашого міста. Зараз на станцію Херсон щодня прибувають усе нові й нові вагони з зеленими красунями. Колектив залізничників розвантажує їх якнайшвидше».
Примерно половину всех ёлочных объёмов привозили тогда в Херсон из Черновцов, часть – из Калининской области, и лишь 3–4 тысячи сосен поставлял местный Голопристанский леспромхоз.
На территории Херсона продажей новогодних хвойных деревьев занимались 25 государственных торговых точек, расположенных для удобства покупателей в разных частях города. В сущности, несмотря на приличные объёмы поставлявшихся в розничную продажу ёлок, они всё так же всегда оставались в дефиците.
Вспомните хотя бы более поздние периоды советской истории, когда потенциальные покупатели ждали завоза зелёных красавиц у пустых ёлочных базаров, а потом штурмом брали гружённый ими транспорт. Ёлки продавали прямо с машин, и нужно было иметь недюжинную силу и выдержку, чтобы «выхватить» подходящий пушистый, по-настоящему новогодний экземпляр.
Единственное, что радовало в процессе «добычи» ёлки, так это низкие государственные цены, которые сразу же взлетали раза в три, если приходилось брать хвойное дерево с рук, у спекулянтов.
Как это совершенно не похоже на наше время, когда можно выбрать спокойно, без давки и спешки, любую приглянувшуюся лесную красавицу. Ну и что, если нынешние предновогодние цены достигают космических высот. Зато после первого же удара курантов стоимость непроданных ёлок мгновенно падает до уровня обыкновенного мусора. Так что после полуночи 31 декабря в точках продажи ёлок – настоящий коммунизм: бери сколько сможешь и всё бесплатно!
P. S. Вновь возвращаясь к автору стихотворения о советском Деде Морозе, с которого я начал свой рассказ, отмечу, что Александр Оленич-Гнененко работал над переводами произведений Эдгара По, а также украинских поэтов, в том числе и Тараса Шевченко, однако особую популярность заслужил его перевод сказки Льюиса Кэрролла «Алиса в Стране чудес». Переведённая на русский язык сказка была издана перед войной в 1940 году и в дальнейшем выдержала четыре переиздания.
В заключение отмечу, что род полтавчан Оленичей-Гнененко, к которому принадлежал автор стихотворения, имел некоторое отношение к нашему Херсону. В 1848 году генерал-майор Кирилл Акимович Оленич-Гнененко был назначен на должность Херсонского гражданского губернатора, которую занимал до выхода в отставку в 1851 году.