Из искры — пламя
Утром 16 октября 1907 года Херсон готовился к встрече первого поезда. Только что проложенная из Николаева железнодорожная ветка обрывалась у одноэтажного вокзала, который крохотным островком белел на фоне голой осенней степи. Сейчас это один из самых густонаселенных и живописных заводских районов, а тогда здесь не было ничего, что хотя бы напоминало городской пейзаж. Уныло выглядели еще лишь строившиеся возле станции цеха будущего завода сельскохозяйственных орудий, за ними тянулось кладбище, а от него было еще несколько километров до жилых окраин. Там, где теперь от «ворот города» берет начало устремленный к набережной Днепра проспект Ушакова, лежал пустырь.
Как писала в те дни местная газета «Родной край», «по случаю чрезвычайно знаменательного события, для торжественной встречи железного гостя собралось множество не только херсонцев, а и высокочтимых особ из других местностей». Среди последних называлось имя владельца фирмы по изготовлению земледельческих орудий Гуревича.
Он жил в Каховке, но в число первых лиц губернского центра входил уверенно и властно. Даже самые известные в Херсоне торговцы и коммерсанты с нескрываемой завистью относились к его умению «чужими руками загребать деньги» и в то же время показывать себя великодушным и добрым по отношению к тем, кого грабил.
В еще глиняную, полузанесенную песками Каховку купец Гуревич переселился вскоре после реформы 1861 года. Только что образованный на степном и речном перепутье новый волостной центр Днепровского уезда быстро превращался в крупный торговый пункт Таврической губернии. В свою кровную стихию попал перекупщик, немедленно развернувший здесь спекуляцию зерном, семенами конопли и льна.
Послереформенное освоение земель на юге Украины получило четкое капиталистическое направление. Принятые царским правительством меры по «освобождению» крестьян не привели к созданию замкнутых помещичьих хозяйств с натуральным характером производства. В связи с бурным развитием промышленности быстро увеличивалось городское население. Это вызвало огромный спрос на хлеб. Крупные землевладельцы распахивали на юге Украины пастбища для организации товарного производства зерна. Требовались дополнительные рабочие руки. Их и давал капиталистам-землевладельцам возникший в Каховке «невольничий рынок». Со всех концов Украины и российских центрально-черноземных губерний двигались сюда сплошным потоком крестьяне, как говорили тогда в народе, «с березовым кондуктором, на липовой машине», то есть с палкой и в лаптях.
«Массовое передвижение рабочих,— писал в 1903 году В. И. Ленин,— создало особые формы найма, свойственные высокоразвитому капитализму. На юге и юго-востоке образовалось множество рабочих рынков, где собираются тысячи рабочих и куда съезжаются наниматели… В Таврической губернии особенно выдается рабочий рынок в местечке Каховке, где прежде собиралось до 40.000 рабочих». И тут же Владимир Ильич показывает, в каких трудных условиях жили люди, купленные на каховском рынке рабов. «Оказалось, например, что жилые помещения для рабочих в большинстве случаев отсутствуют; когда есть казармы,— они устроены обыкновенно весьма антигигиенично, «не особенно редко» попадаются и землянки — в них живут.., сильно страдая от сырости, тесноты, холода, темноты, удушливой атмосферы. Питание рабочих очень часто неудовлетворительно. Рабочий день продолжается в общем от 12,5 до 15 часов, т. е. гораздо продолжительнее обычного рабочего дня в крупной промышленности (11 —12 часов)».
Нажив некоторый капитал на спекуляции, Гуревич тут же пустил его в более выгодный оборот: сперва, как бы для проверки своих расчетов, открыл в Херсоне чугунолитейную мастерскую и в Каховке маленькую мастерскую по ремонту крестьянских мажар и подвод. В 1887 году он построил в Каховке завод сельскохозяйственных орудий. На обоих предприятиях фирмы летом трудилось до трехсот рабочих, а к зиме их число удваивалось. Производство быстро росло. Сельская буржуазия предъявляла все больший спрос на сельскохозяйственные машины. Ведь это был тот период промышленного развития, когда, по словам В. И. Ленина, «Россия сохи и цепа, водяной мельницы и ручного ткацкого станка быстро превращается в Россию плуга и молотилки, паровой мельницы и парового ткацкого станка».
Газета «Петербургские ведомости» назвала Гуревича «очень деловым и расчетливым инженером» за то, что он начал свое производство не с полудеревянного плуга, какие выпускались тогда на других заводах, а с полностью металлического, пользовавшегося особым спросом. Такой плуг называли «новороссийским». Еще большими стали барыши от изготовления веялок, жнеек, соломорезок. Вчерашний купец вышел в число крупнейших предпринимателей Новороссии. Все чаще обращались к нему из Херсона за помощью. Гуревич поддерживал связи, так как хотел перевести свое производство в Херсон, поближе к узлу речных, морских и железных дорог. Были для этого и не только коммерческие причины.
Уже с начала XX столетия каховский рынок рабочей силы, хотя и продолжал считаться наибольшим в губернии, в значительной мере опустел. А рабочие завода все более открыто выступали против жестокой эксплуатации. От темна и до темна с молотами и клещами орудовали они у наковален и пылающих горнов, получая по 60—70 копеек в день. Да еще Гуревич по примеру других капиталистов ввел на заводе «систему денежной борьбы с нарушениями». Из мизерной зарплаты рабочих вычиталось в качестве штрафа за малейшую непочтительность к мастеру, «за нечистоплотность» и в то же время за попытку отойти от наковальни, чтобы помыть руки или хотя бы напиться воды.
«Штрафы явились результатом полного развития капитализма и полного порабощения рабочего», — писал В. И. Ленин. Сравнивая штрафную систему с крепостной зависимостью, он отмечал: «Разница вся только в том, что прежде подневольного человека били дубьем, а теперь его бьют рублем».
Нередко сумма штрафов на заводе сельскохозяйственных орудий была больше заработка. Но если раньше владелец безжалостно увольнял всех, кто пытался выразить возмущение грабежом, то вскоре ему пришлось уже считаться с требованиями рабочих. Под влиянием ленинской «Искры», которая через Одессу и Херсон попадала в Каховку, рабочие завода все активнее включались в политическую борьбу.
Летом 1903 года на юге России вспыхнула всеобщая стачка. С 24 до 28 июля в ней участвовали рабочие Каховского завода сельскохозяйственных машин. Тогда они не смогли добиться удовлетворения своих требований о повышении заработной платы и улучшении условий труда. Некоторые кузнецы, литейщики, слесари ушли с завода. Хозяин злорадствовал, когда они вскоре снова возвращались, умоляя принять на старое место. Наиболее квалифицированных из них все же принимал, но предупреждал, что выгонит за малейшую погрешность. Смеялся над рабочими:
— Ну что, примерили намордники, каких у меня добивались? Хлебнули собачьей болтушки?
Напоминая о намордниках, предприниматель имел в виду брезентовые маски, каких кузнецы просили у мастеров для защиты глаз от искр из горнов. А в садах князя Трубецкого возле Каховки такие намордники использовали с другой целью: людей заставляли их надевать, чтобы рабочие не могли есть фрукты во время сбора. Об этом 1 сентября 1903 года с гневом сообщала ленинская «Искра».
О собачьей болтушке сообщалось даже в «Сборнике Херсонского земства». Оказавшихся в безвыходном положении уволившихся рабочих жестоко эксплуатировали на полях колонистов. «Весь рабочий сезон еда, главным образом постная, просто «болтушка», для характеристики борщей и супов рабочие к названию «болтушка» добавляют еще «собачья».
Русско-японская война еще больше обострила классовые противоречия в стране. По примеру других капиталистов Гуревич неоднократно обращался к рабочим своего завода с призывом отдавать часть заработка в «фонд царя и отечества», но безуспешно. Как только весть о расстреле 9 января 1905 года мирной демонстрации в Петербурге дошла до Херсонской губернии, первыми стали под знамя революции рабочие завода сельскохозяйственных машин. Здесь во главе с кузнецом Л. 3. Барбаумовым, литейщиком А. Н. Гордиенко и слесарем В. Д. Тимошкиным вскоре была создана социал-демократическая группа, взявшая в свои руки руководство всей стачечной борьбой в городе.
В июле машиностроители одержали первую победу, добившись повышения заработной платы. Окрыленные их успехом, забастовали женщины-грузчицы, занятые подвозкой зерна к пристани. Первыми в городе машиностроители создали профсоюзную организацию, объявили сбор средств для оказания помощи бастующим и уволенным с работы. По их примеру 27 ноября прекратили работу, а затем собрались на общегородской митинг лесопильщики, портовики, рабочие колесной мастерской и двух паровых мельниц. Несколько подкупленных богачами провокаторов пытались помешать собранию, призывали проводить митинг не сообща, а на каждом предприятии в отдельности. Когда один из них выкрикнул: «Не зарабатываем потому, что митингуем», кузнецы машиностроительного Василий Федорович Ступченко и Клим Яковлевич Варнаков зажали ему рот, вынесли из толпы и предупредили, чтобы больше не показывался на глаза.
— Наша сила в единстве, — заявил, обращаясь ко всем, литейщик А. Н. Гордиенко.— Битву за свободу надо вести не в одиночку, а организованно и сплоченно, как трудящиеся Москвы и Петербурга. Долой царя! — И зачитал пламенные слова изданной большевиками прокламации, которая призывала «смести с лица земли русской царский трон и не прекращать борьбу до тех пор, пока власть из рук деспота не перейдет в руки народа».
Еще более многолюдным и организованным был митинг 6 декабря, после которого машиностроители поставили перед хозяином завода ультиматум восстановить на работу уволенных за участие в забастовках. Но тот знал, что из губернского центра уже прибыл дополнительный отряд полиции, и потому нагло объявил уволенными тех, кто стоял перед ним. Уполномоченные объяснили, что являются представителями всех пятисот машиностроителей. Тогда предприниматель оскорбил их, сказал, что вообще закроет завод, сел в недавно купленный у английской фирмы автомобиль «Вонсхолл» и уехал в Херсон.
Там у него с 1887 года действовала небольшая чугунолитейная мастерская. На ее месте он и решил построить новый завод по изготовлению сельскохозяйственных машин. Раньше не отваживался, потому что хорошо знал натуру правителя губернии, категорически не допускавшего промышленного развития Херсона, чтобы, как тот выражался, не пачкать сажей губернскую столицу. В городе был лишь один более или менее солидный завод— верфь Вадона. Общая численность рабочих на остальных 327 «предприятиях» не достигала и двух тысяч. Губернатор запретил даже строительство трамвайной линии, чтобы Херсон оставался тихим городом. Однако помешать прокладке железнодорожной ветки он не мог, потому что это было уже не в его ведении. Гуревич купил несколько десятин земли вблизи будущей железнодорожной станции якобы для постройки там только склада и рампы для погрузки машин в вагоны. Но в первую очередь взялся за строительство, конечно, не склада или рампы, а производственных помещений.
Ко времени открытия железнодорожной линии на возведении плугового, кузнечного, слесарного, литейного, столярного и малярного цехов были заняты сотни каменщиков, штукатуров и подсобных рабочих. Попутно здесь выполнялся ремонт плугов, сеялок и другого сельскохозяйственного инвентаря. Чтобы эта огромная кузня под открытым небом давала больший доход, владелец перевел в нее нескольких умельцев с каховского завода и рекламировал ее как «бесплатные курсы по обучению важным техническим специальностям». Один из бывших «курсантов» В. И. Ступчук вспоминает, как он почти за год «учебы» отремонтировал десятки плугов, не получив за это ни гроша.
Чтобы поувереннее чувствовать себя среди высших губернских чинов и ради громкой рекламы своей продукции, ловкий предприниматель шел иногда на «жертвы», приносившие ему затем еще большие барыши. В 1904 году в городе началось строительство электростанции. Работы затягивались из-за недостатка квалифицированных монтажников, и Гуревич направил туда со своего завода нескольких слесарей. В «Статистико-экономическом обзоре Херсонского уезда» это было названо «великодушием неутомимого энтузиаста борьбы за техническое развитие». На самом же деле он беззастенчиво переманивал со строившейся электростанции на завод многих мастеров обещаниями более высоких заработков. В результате городская электростанция дала ток лишь в 1908 году, а на еще строившемся заводе это произошло раньше и с необычной крикливостью.
В качестве привода на заводе был использован доставленный из Каховки паровой двигатель. По указанию хозяина единственную электролампочку рабочие закрепили на самом высоком месте — над трубой кузницы, чтобы издали было заметно ее тусклое мерцание. Мигала она всего две ночи. Этого было достаточно, чтобы газеты даже других губерний громогласно сообщили о капиталисте-ловкаче, как о каком-то новаторе. Но двигатель пустить вновь не удавалось, хотя предприниматель вызвал инженера из Харькова. А так хотелось Гуревичу блеснуть «электрическим солнцем» перед губернской знатью в день прихода в Херсон первого поезда!
…Поезд приближался медленно, еще до того, как он стал видимым, долго слышались его гудки. Громко стуча по рельсам, состав подошел к перрону, щедро обдал стоявших клубами пара и замер. Не только вагоны, но и их крыши, тендер паровоза были густо заполнены пассажирами. Вскоре началось главное, ради чего собралась губернская знать: церемония освящения станции, без которого якобы нельзя было и мыслить о безопасном движении поездов.
Лишь в конце вспомнили о машинисте. Вице-губернатор словесно поздравил его с успешным рейсом, но руку не пожал, потому что была она черной от сажи. А Гуревич в тот самый момент, наоборот, с показной любезностью приблизился к курчавому парню в грязной морской тельняшке, выпрыгнувшему из тендера, чтобы смазать оси колес, с хитрой усмешкой раскрыл сверкающий портсигар. Узнав, что незнакомец был механиком на флоте, а теперь кочегарит на паровозе, хочет подзаработать, чтобы вернуться домой в Елисаветградскую губернию не с пустыми карманами, Гуревич настойчиво позвал его на свой завод, наобещав золотые горы: вдруг сможет этот парень отремонтировать двигатель.
— Так в 1907 году я стал рабочим завода,— вспоминал Федор Сидорович Предтеча.— Двигатель отремонтировал, конечно, быстро. Но платить за это хозяину пришлось дорогой ценой.
Херсон Федор Сидорович и до этого хорошо знал, потому что здесь пятнадцатилетним юнгой начинал морской путь на парусной шхуне, а в бурное революционное время плавал уже на пароходе «Одесса», совершавшем рейсы с зерном из Херсона в египетский порт Александрия.
…Пароход «Одесса» уже находился в Красном море, когда в машинном отделении от непосильной работы и угара погиб друг Федора Сидоровича кочегар Василий Гончаренко.
«Упал, сердце больше не билось»,— скорбно сообщил тогда морякам Предтеча, поднявшись на палубу.
«К ногам привязали ему колосник и койкою труп обернули…» Картина последнего прощания с другом подсказывала куплеты стихов.
— Прямо после похорон,— рассказывал Федор Сидорович,— с несколькими товарищами я закрылся в кубрике и огрызком карандаша изложил неудержимую боль души на потертом листе вахтенного журнала. Мотив подсказали выстраданные слова. В тот же вечер над морем громко разнеслась песня, зазвучавшая впоследствии миллионами голосов.
В документах Центрального Государственного архива Военно-Морского Флота СССР при описании забастовки рабочих предприятий и портовиков Херсона в январе 1908 года упоминается такой факт: «Впереди демонстрации шел гармонист, и все громко пели «Раскинулось море широко».
Играл и запевал Ф. С. Предтеча. Никому только не сознавался, что является автором песни. Ведь именно из-за нее он до возвращения в Херсон был списан на берег. Конечно, хозяину этого не сказал, и тот, будучи заинтересованным лишь в том, чтобы иметь умелого машиниста, взамен «утерянного» паспорта безоговорочно выдал ему образца собственной фирмы «Паспортную квитанцию».
После поражения декабрьского вооруженного восстания 1905 года в Москве первая русская революция, как известно, пошла на спад. Но без паники, а с боями и с твердой верой в грядущую победу отступал рабочий класс страны. Хотя в конце 1907 года херсонская организация РСДРП была разгромлена, но и в тяжелейших условиях подполья активно действовала большевистская группа. Влияние ее чувствовалось в организации массовых выступлений против разгула черносотенных банд, монархического «Союза русского народа».
С волнением Федор Сидорович говорил о смелых действиях в те дни бывшего моряка Василия Семеновича Гуржия по кличке «Семен». Под видом водовоза он приезжал на стройку и тайком передавал большевистские газеты, листовки, сообщал разные новости о продолжающейся борьбе рабочих Одессы, Екатеринослава.
На заводе готовились выступления рабочих с требованием застеклить окна, поставить двери и наладить отопление в цехах. Администрация каким-то путем узнала об этом. На входных воротах сразу же появился угрожающий приказ губернатора: «Любые попытки демонстрации будут пресечены в самом зародыше, пусть для этого доведется мне вдаться даже до применения вооруженной силы». Приказ был отпечатан в типографии на белом картоне, вверху стоял крупный царский герб. А после рабочего дня возле ворот собралась большая смеющаяся толпа: на приказ были приклеены рисунок с кулаком-дулей, нацеленным в герб, и надпись: «Солдатами нечего нас пугать, потому что они наши братья».
Несколько раз вывешивали тот же приказ, дежурить у ворот стали даже вооруженные стражники, но и они оказались беспомощными — наклейка появлялась при любых условиях. Дошло до того, что с внутренней стороны забора кто-то наклеил большой плакат. Была нарисована жилистая рука с огромным молотом, а рядом стоял призыв: «Поскольку хозяину жалко денег хотя бы на двери в цехах, разрушим и стены».
Именно плакат, вспоминал Федор Сидорович, очень встревожил и насторожил «Семена». Узнав, что столяры и сборщики действительно готовятся с топорами и молотками начать «наступление» на хозяина, он назвал их намерение самоубийственным, объяснил, что к этому их зовут никто иные, как эсеры, меньшевики и другие примиренцы, пытающиеся спровоцировать опасное и ненужное в такой трудный момент выступление, чтобы тут же потопить его в крови. Пролетарская революция должна беречь свои силы, не терять, а, наоборот, накапливать их для нового наступления, объяснял большевик.
Поняв это, рабочие сами же сняли плакат, а история с наклейками на приказе губернатора продолжалась до тех пор, пока владелец предприятия не распорядился установить двери и чугунные печки в цехах. Вскоре участились аресты, и Гуржий специально явился в барак, чтобы предупредить товарищей об опасности. Лишь благодаря этому Федор Сидорович не попал в тюрьму. А вскоре он снова вернулся на флот.
Федор Сидорович участвовал в трех революциях, в гражданской и Великой Отечественной войнах. С благодарностью вспоминал Предтеча хотя и короткий, но яркий период жизни среди херсонских машиностроителей, давших ему, тогда еще молодому моряку, твердую большевистскую закалку, поддерживал связь с коллективом. На фотографии, подаренной рабочим, он написал: «На память коллективу Херсонского орденоносного завода имени Г. И. Петровского (бывшего завода капиталиста Гуревича) от автора песни «Раскинулось море широко», где в годы первой русской революции она впервые сошла на берег, чтобы зазвучать во всей стране и даже во всем мире».
Умер Федор Сидорович в 1975 году в своем родном городе Чигирине Черкасской области.
Как и владельцы других предприятий Херсона, Гуревич жестоко мстил участникам стачек, демонстраций. Весной 1909 года была проведена первая, а летом вторая «чистка» среди строителей и производственников завода, в результате чего десятки рабочих получили «волчьи билеты». Для рабочих херсонского и каховского заводов опять был установлен 12-часовой рабочий день, под разными предлогами снижалась заработная плата, снова стали высокими штрафы. Первым требованием к поступающим на работу в то время стало письменное заверение о неучастии в забастовках и обязательство о посещении церкви.
Однако реакция уже не могла ограничиваться только репрессиями и тюрьмами. Она видела, что наивная вера народа в «царя-батюшку» все более исчезает. Поэтому предпринимались и различные маневры с целью создания хоть некоторой опоры в городе и деревне. Именно для этого в стране был введен новый земельный закон о выделении крестьян из общин на хутора. Каждый крестьянин мог теперь пользоваться своим личным наделом и даже продать его. В результате кулаки получили возможность скупать по дешевой цене землю у бедняков, создавая все большие поместья и еще шире применяя наемный батрацкий труд. Царское правительство всячески способствовало кулакам, выдавая им крупные ссуды для покупки земли, стремясь из множества мелких помещиков сделать верных защитников самодержавия.
Последствия столыпинской реформы особенно ярко проявились на юге Украины. В Херсонском уезде образовалось 6 тысяч безземельных семей. В то же время увеличилось количество приезжающих в Херсонскую губернию переселенцев, которые не имели здесь не только земли, но и крова.
Все это было на руку городской буржуазии. Новые огромные прибыли сулил хозяину Херсонский завод сельскохозяйственных машин, в несколько раз больший каховского и расположенный на перекрестье водных и железнодорожных путей. В январе 1909 года состоялось освящение завода, и на торжественном обеде в честь его пуска на полную мощность владелец фирмы хвастливо заявил, что за короткий срок покроет все потребности в чудо-молотилках не только России, но и других стран. Однако производство развернулось с массового выпуска не молотилок, а плугов, сеялок и сенокосилок, на которые был наибольший спрос среди кулаков.
После долговременной депрессии в стране с 1910 года стали проявляться признаки промышленного подъема. Характерным для этого периода был процесс концентрации капитала и производства. За четыре года количество действующих в Херсоне предприятий уменьшилось втрое, а число рабочих на них возросло в 3,5 раза.
Даже в трудные годы реакции в городе продолжала действовать большевистская группа. Она распространяла на предприятиях газеты «Пролетарий» и «Социал-демократ», которые редактировал В. И. Ленин. В них вскрывались причины поражения первой русской революции, разоблачалась предательская роль меньшевиков и эсеров, звучали призывы укреплять единство в борьбе с царизмом и с буржуазно-помещичьим строем. Машиностроители обоих заводов все чаще действовали сообща, выдвигая не только экономические, но и политические требования.
В августе 1910 года предприниматель объявил локаут против бастующих на каховском заводе, решил сразу уволить 450 рабочих, надеясь, что заказы сможет выполнить за счет интенсификации труда на своем новом заводе. Узнав об этом, херсонские машиностроители предупредили, что они также прекратят работу, если не будут восстановлены их товарищи. Тогда же оба коллектива одновременно выступили и против намерения хозяина почти в два раза уменьшить заработную плату.
Как отмечала большевистcкая «Рабочая газета», в 1910 году на Херсонском заводе сельскохозяйственных машин было организовано шесть забастовок. В корреспонденции говорилось, что у пролетариев Херсона «начинает постепенно, но верно развиваться чувство классового самосознания», звучал призыв к тому, «чтобы связь с партией была более прочной».
«Правда» в одном из своих первых номеров сообщала о том, как рабочие Херсона общей забастовкой отметили международный пролетарский праздник 1 мая 1912 года.