«Не гонитесь за наживой! Снизьте цены!»
Ежедневно и в жару, и в дождь, и в метель к автобусам, приходящим из окрестных сёл на Херсонскую автостанцию, со всех ног спешит группка людей. Толпясь и пихаясь вперед, они профессиональными взглядами ощупывают багаж прибывших пассажиров. Узрев подходящую персону, подбегают к ней: «Что у вас на продажу?»
Нетрудно узнать в них тех, кто, не участвуя лично в процессе производства материальных ценностей, в данном случае – сельскохозяйственных продуктов, имеет от их перепродажи свой «кусок хлеба». Это перекупщики или, как их называли лет сто назад, барышники, маклаки. В советское время им присвоили хлесткое, обидное для честного труженика имя – спекулянты.
В сущности, любую торговую операцию можно считать спекулятивной, ибо продающая сторона получает доход за счет разницы между ценами покупки и продажи. Тем не менее были времена, когда действия, подпадающие под определение «спекулятивные» и способствующие повышению существующих розничных цен в торговле, становились объектом административного и уголовного преследования.
Лет 30 назад, в советский период нашей истории, в Уголовном кодексе имелась даже подходящая статья под названием «Спекуляция». Она дословно гласила следующее: «Спекуляция, то есть скупка и перепродажа товаров или иных предметов с целью наживы, наказывается лишением свободы на срок до двух лет с конфискацией имущества или без таковой, или исправительными работами на срок до одного года, или штрафом до 300 рублей». Что ж, наказание весьма серьезное, особенно если учесть, что средняя зарплата тогда была около сотни рублей.
Впрочем, еще задолго до советского времени перекупка и спекуляция чувствовали себя в Херсоне совсем неплохо. По крайней мере уже в 1899 году, в первый год существования в Херсоне ежедневной газеты «ЮГъ», на ее страницах можно было отыскать целый ряд заметок о подобных явлениях: «Барышники на берегу покупают у рыбаков крупную рыбу за 1 рубль 20 копеек за пуд (16 кг), мелкую – 1 рубль за пуд. На базарах же торгуют 6–7 копеек фунт». Нетрудно подсчитать, что, покупая рыбу за 7 с половиной копеек за кило, рыбные спекулянты наваривали на каждом ее килограмме почти столько же. Причем даже не особо напрягаясь. Конечно, в этом случае, в отличие от потенциальных покупателей, клан барышников в первую очередь был заинтересован в высоких ценах на местных рынках.
«На базаре сильно вздорожала зелень. Цена за фунт (453 г) старого лука – 10 коп. вместо нормальной цены 3 коп. Молодой картофель – 6 коп. фунт вместо обычных 2 копеек», – жаловались на произвол торговцев газетчики.
Чтобы удержать цены на высоком уровне и не допустить к торговле сельских жителей, привозивших на рынки свой товар, барышники пускались на всяческие хитрости. Группируясь семейными кланами, устраивали «засады» далеко за городом – на дорогах, по которым сельчане спешили на торжище. Перекупленные ими на подступах к городу съестные продукты и домашняя птица немедля попадали на базар, но продавались уже гораздо дороже – по ценам, утвержденным неофициальной гильдией перекупщиков.
«Очень часто, – писали местные газеты, – видишь сидящей на повозке городскую торговку, и это значит, что она закупила у деревенского продавца еще за городом весь его товар. Торговца отправила в трактир, а сама учиняет продажу купленного на его же повозке. Весьма понятна поэтому та дороговизна, которая теперь существует на съестные продукты. Такая переплата на продуктах первой необходимости населению особенно дорого обходится».
Если же сельские торговки добирались-таки до торговых рядов, то здесь их ожидали другие крупные неприятности в виде «профессионалок» из всё того же клана перекупщиков. Эти полупочтенные матроны, завидя покупателя, громко и многоголосо на все лады принимались охаивать товар бедной сельской торговки. И вынуждали ее после бесплодных попыток продать хоть что-то уступить им весь товар практически за бесценок.
Не менее серьезными были в начале ХХ века и проблемы в мясной торговле. Так, если в конце XIX века фунт мяса можно было купить за 10–11 копеек, то к 1907 году цена его выросла до 17 копеек за фунт. Этому было вполне логичное объяснение: скот, предназначенный для забоя, прежде чем попасть в мясную лавку, несколько раз переходил из рук в руки. Крестьяне продавали скот барышникам, те – приезжим из города откупщикам. Откупщики же гнали стада купленных животных на рынок в город, где скот забирали «кулашники», которые перепродавали его мясникам. Разумеется, что каждое звено этой цепи должно было заработать «копейку». И эта копейка потом тяжелым бременем ложилась на плечи потребителя.
С целью хоть как-то урегулировать рост цен городская дума ежемесячно стала утверждать цены на основные продукты питания – хлеб и мясо. Но, несмотря на принятые меры и грозившее в случае несоблюдения отпускных цен наказание, многие торговцы не спешили исполнять постановления городской власти. Цены продолжали расти, причем без всяких внешних причин, ибо нынешней привязки к доллару тогда не знали, а родной рубль твердо удерживал свои непоколебимые позиции.
Полиция ежедневно составляла массу протоколов о нарушениях. А потом в местной прессе появлялся «отчет» о проделанной работе: «Постановлением г. херсонского губернатора за повышение цен на предметы первой необходимости подвергнуты наказанию: Зельман Короб – штрафу в 15 руб. или аресту на 7 суток, Пелагея Лестникова – 10 руб. или аресту на 5 суток – за повышение цены на молоко, Иван Савулиди – 15 руб. или аресту на 7 суток за повышение цены на хлеб. Иулиана Тихонова и Эля Баграт – штрафу по 10 руб. или аресту на 5 суток –
за продажу подсолнечного масла свыше таксы…». И далее – еще не менее десятка фамилий нарушителей. В борьбе с дороговизной в местных газетах появлялись воззвания к населению: «В каждом случае продажи продавцами продуктов по повышенной цене сообщать чинам полиции. Только этим путем можно искоренить зло, лежащее тяжелым бременем на населении…».
Херсонский полицмейстер время от времени также издавал грозные постановления: «Несмотря на значительный привоз на местные рынки продуктов первой необходимости, цены на них повышаются с каждым днем, причем повышение это искусственно вызывается перекупщиками, практикующими широкий вывоз продуктов на другие рынки в других городах. Потому предлагаю г. г. приставам принять строгие и решительные меры к недопущению скупки перекупщиками предметов первой необходимости до 10 час. утра и с 5 час. пополудни».
Далее следовал список карательных санкций, который, впрочем, не отличался большим разнообразием: штраф до 300 рублей или же тюремное заключение в течение месяца. Что и говорить, 300 рублей по тем временам были деньгами весьма приличными, однако даже страх потерять их не мог охладить стремления торговцев к наживе.
Ситуация еще более осложнилась, когда разразилась империалистическая война. Нарушение правильного товарообмена на внутреннем рынке страны послужило еще большему вздорожанию самых необходимых жизненно важных продуктов. Уже осенью 1914 года херсонский губернатор барон Николай Гревениц подписал обязательное постановление, карающее за повышение цен штрафом до трёх тысяч рублей или тюремным заключением на срок до трёх месяцев. Но всё было напрасно: цены продолжали расти не по дням, а по часам. Уменьшение покупательной способности населения активизировало борьбу за каждого потенциального покупателя. Торговцы буквально из рук друг у друга вырывали оказывавшегося у их лавок и торговых мест беднягу, «отпуская при этом самую нецензурную брань и ругань. Особенно достается бесхитростному деревенскому обывателю, попадающему на рынок. Над ним еще и потешаются, рвут за полы свитки, толкают в спину, а иногда и обворовывают», – писали о порядках на местных базарах херсонские газеты.
Мало того, не довольствуясь наживой, нечестные торговцы пускали в ход иные приемы: обман, обвес и фальсификацию продуктов. Впрочем, продуктовая фальсификация была хорошо известна херсонцам еще с незапамятных времен.
Читаем в «Юге» конца XIX века: «Фальсификация пищевых продуктов у нас вовсе не редкое явление. За последнее время на базаре стали появляться фальсифицированные молочные продукты. Молоко бывает почти наполовину разбавлено водой. Вместо масла продается смесь жиров. Тут есть и свиное сало, и телячье, и кокосовое масло, все это сдобрено для вида настоящим маслом и молоком. Даже в аптекарских магазинах в ходу грубая фальсификация». Что и говорить, даже в мирное довоенное время подобные действия нечестных дельцов, жаждавших наживы, здоровья населению отнюдь не прибавляли.
Так, уже тогда нередко фиксировали случаи отравления провансальским маслом, которое на поверку оказывалось маслом минеральным – продуктом перегонки нефти. Или в лучшем случае в большинстве объема состояло из сурепного масла, применявшегося в совсем не пищевой промышленности, или сезамового (кунжутного).
Не менее опасными, даже несмотря на свою высокую стоимость, были и молочные продукты. Известны случаи массового пищевого отравления базарной «молочкой». А однажды санитарный надзор, наблюдавший за качеством продуктов на местных рынках, установил, что продававшиеся на торжище красивые на вид апельсины-«корольки» – не что иное, как «изделие» местных фальсификаторов. Они с помощью шприца впрыскивали под кожицу самым обыкновенным, а порой даже незрелым апельсинам один из первых синтетических красителей – фуксин. Дошло до того, что в Херсоне научились фабриковать кофе, который поставляли для продажи даже в соседнюю Одессу! Причем этот херсонский кофе носил название… «Здоровье»!
С началом войны все эти безобразия в торговой сфере достигли небывалого размаха. Но, как оказалось, это был еще не предел… После февральской революции 1917 года в одном из номеров «Родного края» появилось воззвание херсонского губернского комиссара Временного правительства: «Торговые люди г. Херсона! Деревня идет навстречу современному положению, выпуская на рынок свои продукты. Благодаря этому все продукты деревни в последние дни сильно понизились в цене. Сделайте то же в своем деле и вы. НЕ ГОНИТЕСЬ ЗА БОЛЬШОЙ НАЖИВОЙ, ПОНИЗЬТЕ ЦЕНЫ НА ТОВАРЫ и тем облегчите положение тылового населения, коему необходимо это для спокойной работы на нужды армии».
Но кто его услышал?
Теги: торговля