С таврических аэродромов
В. С. ПАЛЬМОВ, гвардии полковник в отставке,
бывший летчик-штурмовик 8-й воздушной армии 4-го Украинского фронта
Был ясный солнечный день. Я в паре с Юрием Кошманом отправился на разведку никопольского плацдарма. Шли мы на бреющем полете и могли рассмотреть детально, что делает противник. Истребителей прикрытия на этот раз нам не выделяли, и мы были свободны в выборе маршрута и маневра.
На плацдарме перед нами открылась долгожданная картина: гитлеровцы массами двигались к Днепру. На берегу сосредоточилось много автомашин, а населенные пункты совершенно пусты и, что удивительно, по нам никто не стрелял.
Мы поняли: ведь это бегство с плацдарма, бегство в совершенную распутицу! Прямо не верилось, что оно началось, и я медлил с сообщением по радио. Юра Кошман сказал:
— Смотри, как драпают!
Да, похоже, бегут! Набрав высоту, мы связались по радио со своей частью и доложили обо всем, что видели. Ко времени нашего возвращения аэродром уже кипел, как муравейник: летчики готовились к вылетам. И все же первыми повторно пошли мы с лейтенантом Кошманом, заправились горючим и боеприпасами прямо на старте.
В этот день, 2 февраля 1944 года, мы сделали по три вылета. Боеприпасы расходовали до последнего патрона. Били, пока было чем бить. В каждую атаку вкладывали всю злость за потерянных друзей, за те страдания, которые причинили нам гитлеровцы. Вечером усталые, но довольные делились впечатлениями. В воздухе не встречали ни одного вражеского самолета.
За ужином командир полка объявил благодарность командующего армией генерала Т. Т. Хрюкина всему личному составу и рассказал, что, оказывается, 3-й Украинский фронт своим наступлением создал угрозу отсечения города Никополя вместе с левобережным плацдармом. Поэтому противник вынужден был начать отход в условиях непролазной грязи. Из-за распутицы все аэродромы воздушной армии, кроме нашего, бездействовали.
— Назавтра — готовность с рассветом,— заключил свой рассказ командир полка.
Летчики и стрелки шумно зааплодировали, радуясь своему успеху, успеху наших советских войск.
Войска 4-го Украинского фронта после ликвидации никопольского плацдарма, как сказал наш командир, «повернулись лицом к Крыму». Подтянули и нас ближе к Сивашу. Сосредоточение войск перед наступлением кто-то метко сравнил со сжатием пружины, которая потом, распрямляясь, должна пронзить оборону противника на всю глубину. Этот период называется оперативной паузой. То был март сорок четвертого года.
В этот период на один из наших истребительных аэродромов пожаловал «гость» — «Мессершмитт-109». Спикировал на аэродром и сбросил вымпел с запиской: «Вызываю на поединок вашего лучшего аса. Условия: высота 3000 м, до набора высоты в бой не вступаю». Сбросил и снова устремился ввысь. Пока в нашем стане шли доклады по команде, фашистский ас, извиваясь в небесной синеве, ходил над аэродромом, не обращая внимание на наши зенитки. Случай небывалый! Что это, возвращение к рыцарским временам? Вряд ли такое можно ожидать от фашистов. Пожалуй, это нагловатая самоуверенность. Нет, такое прощать нельзя,— так решил и наш командующий. Нужно отдать должное Тимофею Тимофеевичу Хрюкину: летчиков своей армии, тем более асов, он знал хорошо. Дал команду: «Разрешаю Амет-Хану».
Все замерли на аэродроме, даже зенитчики перестали стрелять: взлетел Амет-Хан Султан. Выполнит ли фашист условие? Чего проще сбить на взлете или наборе высоты? Но немецкий ас условия действительно выполнил. А затем начался бой — прямо над головой, на глазах у всех, кто был на аэродроме. В течение 15 минут — сплошной каскад фигур, и ни одного выстрела. Ни дать, ни взять — показательный воздушный бой. Если бы не знали невольные наблюдатели, что сошлись противники и у обоих полный боекомплект. Весь вопрос в том, кто первый поймает противника в прицел? Уже казалось, что этот каскад фигур и вой моторов будет длиться бесконечно. Но… Амет-Хан поймал-таки немецкого аса на обратной петле. Слышна была одна мощная очередь. «Мессер» покачнулся и начал падать, затем вспыхнул белый купол парашюта. Ветер сносил немецкого аса прямо на аэродром. На земле немецкий ас поднял руки и сдал оружие. То был капитан люфтваффе, имевший 50 знаков побед на фюзеляже. ‘ Единственной просьбой его было: показать, кто его сбил. Через час Амет-Хан отвез на фашистский аэродром вымпел с запиской: «Ваш ас находится у нас. Амет-Хан Султан».
Наш прославленный летчик погиб в начале семьдесят первого года при испытании новой авиационной техники. Он погиб вскоре, как отпраздновал свое пятидесятилетие. На родине дважды Героя Советского Союза Амет-Хан Султана в Алупке установлен его бюст.
Мой дорогой читатель, будете в Алупке, оторвитесь хоть раз от чарующего моря, поднимитесь вверх в сквер и положите к подножию цветы. Этот человек их заслужил.
… Тархан. Мне неизвестно, что означает оно в переводе на русский. Однако для нас, летчиков, оно звучало немного таинственно, пожалуй, загадочно. Там основные артиллерийские позиции противника, и нам предстоит нанести по ним удар, а может, и не один. В какой-то определенный момент пехота поднимается в атаку, а мы должны подавить (уничтожить или по крайней мере заставить замолчать, не позволять вести огонь) артиллерию противника в течение 15 минут.
Тархан… Я, наверно, и засыпал с этим словом в голове. Как-то он встретит? В этот день многие летчики пойдут в бой впервые. Интересно, как для них звучит это слово?
8 апреля. Хорошее погожее утро. Подготовлены и проверены все самолеты. Общее построение полка со знаменем на правом фланге. Митинг открывает заместитель командира полка по политчасти А. И. Поваляев. Звучат слова приказа командующего фронтом и обращение Военного совета. Выступает парторг полка В. И. Гушля. Выступают механики, летчики, техники. Они дают слово не щадить сил для разгрома врага, засевшего в Крыму. Лозунг дня: «Даешь Крым!».
Короткий митинг закончен. Время удара известно. Мы с Леонидом Кузнецовым ведем расчеты времени взлета — начала выруливания и подачи команды на запуск.
Мой молодой заместитель Леонид Кузьмич Кузнецов вырос у нас в полку за один год. Пришел в полк вместе с Алексеем Будяком, Дмитрием Гапивым, Виктором Смирновым, Николаем Маркеловым, Борисом Остапенко и обогнал своих сверстников. Леня имел хорошие летные данные и уверенно, четко ориентировался, что очень важно для будущего командира.
А меня все время не покидала мысль об аэродроме. Располагались мы на заливном лугу, почти на болоте. Как будет вести себя грунт? Стоянка нашей эскадрильи самая невыгодная. Попробовать рулить раньше — опасно, можно испортить грунт. И все же я попросил разрешение командира полка вырулить на старт своей эскадрильей заблаговременно. В этом риск подставить себя под удар в случае налета фашистов, зато будет время выручить из беды, если кто-то застрянет.
Но все обошлось лучшим образом: эскадрилья без затруднений поднялась в воздух. Впереди виден зеленоватый Сиваш. Дальше карта не нужна. Все ориентиры изучены давно на память. Радиостанция наведения передает: «В воздухе спокойно, следуйте в свой квадрат». Молодые летчики жмутся к своим ведущим; им приказано держать место в строю и действовать по ведущему, все равно, мол, в первом вылете ничего не увидите. Это говорили бывалые летчики по своему горькому опыту. Словом, лозунг для новичков: «действуй по мне, действуй, как я!»
Впереди Тархан, а севернее его артиллерийские позиции противника. Не нужно думать, что они стоят как на ладони. Их надо еще найти, а немцы умеют хорошо маскироваться. Поэтому не свожу глаз с заданного места: авось где-нибудь мелькнет вспышка выстрела. Ага, есть. Командую по радио: «Внимание, цель вижу. Приготовиться к атаке».
Впереди вспыхивают разрывы — заградительный огонь зениток. Нелегко идти среди них: цель как будто совсем не продвигается к тебе, время движется томительно долго, ощущение, что ты повис у всех на виду. Но надо идти. Противник старается сбить тебя или не пустить к цели, заставить отвернуть, сбросить бомбы раньше, а ты должен упорно, не обращая внимания на опасность, держаться своего курса, чтобы выполнить задачу.
Самое трудное — это подход к цели: стреляют по тебе — опасно, а если молчат — еще хуже… Сейчас цель четко видна, можно и маневрировать, а затем — атака!
Я стремительно бросаю свой шеститонный штурмовик в пикирование. Смотрю внимательно, чтобы не промахнуться. Ведь ведомые должны ударить в то же место, куда упадут мои бомбы. Повторные заходы уже проще: замкнется боевой порядок — «круг», и каждый выберет себе самостоятельно цель, а, повторяя заход, обороняет впереди идущего от атак истребителей противника. На повторных заходах и зенитки слабее.
Время «работы» закончено: объявляю сбор. Это, пожалуй, самый уязвимый момент, когда разрывается оборонительный круг и каждый ведомый спешит «под крыло» к ведущему. Задача ведущего обеспечить сбор в минимальное время. Для этого он должен уходить от цели на минимальной скорости, змейкой, со снижением.
На Тархан из Северной Таврии мы летали 8, 9 и 10 апреля. Считалось, что это направление главного удара. Но 11 апреля с утра стало известно, что прорыв наметился на левом крыле наших наступающих войск, там, где он и не планировался. Сюда бросили и всю авиацию. Во время нашего налета был подбит штурмовик А. Д. Галеева. Примерно за полминуты до цели он резко ушел влево со снижением. А внизу кипел бой. Наши артиллеристы трассирующими снарядами указывали направление на цель. Мы шли и шли в атаки.
На обратном пути на берегу Сиваша мы увидели самолет Гапеева. Летчик и стрелок стояли возле самолета — значит, живы. Обратный наш путь проходил над Асканией-Нова. Бреющий полет вспугнул птиц заповедника. Но разве было до заповедника, когда шла такая война…