Строительство Херсона: первый блин комом?
Вполне возможно, что если бы чиновники Екатерининской эпохи были чуточку расторопнее и сговорчивее, Херсон мог бы быть заложен на пару-тройку лет ранее
Ведь ещё в 1775 году после основательной, но ещё не окончательной победы над турками (благодаря чему империя получила беспрепятственный выход в Чёрное море) императрица повелела сыскать подходящее место для устройства города, гавани и верфи для строительства военных судов на отвоёванных землях. Впрочем, если бы были сговорчивее, то и место для строительства города вполне могли избрать другое – вёрст эдак на 25–30 ниже по течению, на берегу Днепровского лимана, в урочище Глубокая Пристань, там, где ныне находится село с чудным названием Софиевка (Белозёрский район). Вот только уже изначально мнения лиц, которые должны были подобрать лучшее для будущего города место, разделились.
Город «спрятали» от турок?
Сторонники строительства города на лимане и сторонники строительства его на Днепре вполне аргументированно отстаивали свои точки зрения, не приходя к общему решению, удовлетворившему бы всех.
Вот как повествует об этом исторический очерк в Херсонском адрес- календаре на 1896 год: «Конец этим всем разногласиям положил указ императрицы Екатерины ІІ, изданный 11 июня 1778 года на имя князя Потёмкина». В нём царствующая особа всецело возложила полномочия по выбору подходящего для осуществления намеченных планов места на Светлейшего. И даже невзирая на то, что Днепр в низовьях, мягко говоря, не отличался достаточной глубиной для устройства серьёзной гавани и верфей, Херсон решено было возводить именно здесь, на правом крутом берегу, где ещё сохранились остатки разрушенных земляных укреплений Александр-Шанца.
Впрочем, нельзя со всей категоричностью обвинять Светлейшего в «неудачном выборе места». Не стоит забывать, что всего лишь за 50 вёрст от открытых всем ветрам причалов Глубокой Пристани находился турецкий город-крепость Очаков. Возможно, выбор был продиктован соблюдением безопасности на случай начала очередной военной кампании османов. Тогда прорывавшимся к Херсону турецким кораблям предстояло бы под огнём защищающих устье Днепра кораблей Черноморского флота преодолеть расстояние в несколько десятков вёрст по руслу реки, успешно миновать многочисленные отмели и уйти из-под обстрела артиллерийской батареи на Карантинном острове, которая охраняла подступы к городу с реки.
К тому же в те далёкие времена уже в пределах видимости Херсона неприятеля поджидала скрытая широкая банка-отмель, которая чуть позже, лет через 100–120, превратилась в целый остров, известный ныне херсонцам как Гидропарк.
Незащищённую же с воды Глубокую Пристань, лежавшую перед наступавшим со стороны лимана неприятелем как на ладони, могли защищать лишь военные корабли да береговая артиллерия.
Преимущества и проблемы выбора
Возможно, сделанный в пользу берега Днепра выбор сыграл немалую роль в том, что в противостояниях двух держав Херсонской крепости так и не довелось сделать ни единого выстрела. Однако именно эти преимущества расположения строящегося города создавали другие серьёзные проблемы. В первую очередь – в спуске «на большую воду» Днепровского лимана построенных в Херсоне военных кораблей, которые должны были пройти ещё три десятка вёрст мелким днепровским руслом, чтобы оказаться на достаточной для плавания глубине. Причём из-за ежегодных наносов ила и кочующих мелей не могла идти речь о том, чтобы полностью оснастить и вооружить пушками спущенные на воду корабли ещё в Херсоне. В этом случае глубокая осадка полностью исключала возможность движения кораблей по мелководью.
Возьмём, к примеру, самый известный горожанам фрегат «Слава Екатерины» – один из первых построенных на верфях Херсона, образ которого венчает ныне памятник корабелам, установленный в 1972 году на городской набережной. Вооружение этого корабля состояло из 66 корабельных пушек разного калибра, а соответственно и веса.
Если учесть, что «лёгкая» короткоствольная корабельная 12-фунтовая пушка весила около тонны, а комплектовалась тогда серьёзная корабельная артиллерия орудиями куда большего калибра, то увеличение веса судна на 70–150 тонн внушительно влияло на его осадку.
Облегчив, насколько это было возможным, корпуса построенных в Херсоне кораблей при помощи камелей – парных понтонов, уменьшающих осадку судна, их с осторожностью проводили через днепровские мели в лиман. Там, в Глубокой Пристани, под охраной береговых батарей их экипировали, устанавливая такелаж и паруса.
Но и это ещё не всё! Для вооружения артиллерией и снабжения боеприпасами кораблям предстояло идти в Севастополь.
Канатное производство в Херсоне
Как бы там ни было, но такелажная экипировка кораблей в лимане также была сопряжена с неудобствами. Ведь снасти, такелаж, продовольствие и всё необходимое для комплектации предстояло ещё доставить из складов арсенала, находившегося в Херсоне, за 30 верст. Частью этот груз доставлялся на грузовых судах с мелкой осадкой, частью – гужевым транспортом, лошадьми или быками. Благо ещё канатное производство в Херсоне начало развиваться одновременно с судостроением. А то канаты, как это было для такелажа первых херсонских кораблей, пришлось бы везти аж из Таганрога.
Понятно, что оснащение новых парусников требовало огромного количества канатов, ведь на верфях Херсона, помимо военных кораблей, строилось ещё множество иных судов. Поэтому изготовление канатов в молодом городе стало одним из наиболее крупных производств того времени с числом работавших только на одном казённом заводе до 5 сотен человек. Кроме казённого в городе было ещё четыре частных канатных предприятия с меньшим числом рабочих.
Для того, чтобы уяснить, что же собой представляли эти предприятия, стоит, пожалуй, сделать краткое отступление и дать слово фрейлине дочери императора Павла І – Олимпиаде Петровне Шишкиной, посетившей наш Херсон и оставившей дошедшие до нас «Заметки и воспоминания русской путешественницы…»:
«Нам предложили ещё посмотреть принадлежащий морскому ведомству канатный завод. Я подумала, что это будет для нас совсем лишним, и только из вежливости не отказалась от сделанного предложения, за что и была награждена. Одно отделение, где вьют канаты, шириною 12 саженей (25 метров. – Прим. авт.), а длиною 240 (514 метров, находившееся там, где ныне находится бульвар Мирный. – Прим. авт.), без малого полверсты, заслуживает особенного внимания.
Я невольно остановилась в дверях, не видя противоположной стены и не понимая, как может держаться кровля на таком пространстве. Но здание, хотя деревянное, очень прочно, и никто в нём не помышляет об опасности. Внизу о четырёх лошадях машина, от которой вверху огромное колесо вертит один человек, а 12 прядут пеньку руками, обёртывая их толстым сукном, чтобы не попадала кострига (жёсткая кора растений, годная для пряжи. – Прим. автора.).
В другом отделении на полу два отверстия: в одно бросают пряжу в огромный котёл с кипящей смолою, в другое она поднимается на машину, которая вмиг досуха выжимает её.
Я закричала от ужаса, увидев, что один работник по локоть опустил руку в смолу; я была уверена, что она у него отвалится. Но он, смеясь, показал, что она невредима, и прибавил, что хотел позабавить нас, что кипящая смола как парное молоко, но когда она только закипает или начнёт простывать, то уже нельзя с нею шутить. Признаюсь, не знаю, как объяснить теперь понятнее, хотя в старые годы я училась в Смольном физике».
Глубокая Пристань – форпост Херсона
Ещё лет 20–25 назад, в 1990 годы, прогуливаясь вдоль полосы прибоя между сёлами Софиевка и Широкая Балка (Белозёрский район), можно было на месте, где некогда комплектовались построенные в Херсоне корабли, без особого труда отыскать осколки чугунных ядер, вымытых волнами из песка. Если повезёт, то можно было найти даже целое пушечное ядро, а то и какой другой «привет» из прошлого, скажем, осколки керамики или характерное горлышко от старинной бутылки. Это лишний раз подтверждает, что когда-то здесь кипела жизнь
и было весьма многолюдно.
По сути, в самом начале строительства города Глубокая Пристань являлась своеобразным торгово-перевалочным портом на пути следования в Херсон и из него. Именно в Глубокой Пристани большие торговые купеческие корабли, прибывшие из-за границы и по причине своей глубокой осадки не имевшие возможности продолжить свой путь по мелководьям Днепра в порт Херсона, перегружали свои товары на мелкосидевшие местные судёнышки. Конечно, это в значительной мере усложняло доставку и увеличивало себестоимость грузов.
Притом, не стоит сбрасывать со счетов природные и погодные условия. Скажем, сильное течение в период весеннего половодья и отсутствие благоприятного попутного ветра вынуждали экипажи судов, как говорят, ждать у моря погоды.
Бурлаки на Днепре
И всё же для небольших судёнышек существовал и иной путь – буксировка их при помощи «бурлацкой» силы вверх по течению. В дневниках Себастьяна Франсиско де Миранды – испанского путешественника, политика-бунтаря, в будущем одного из основателей Первой Венесуэльской республики, посетившего Херсон осенью 1786 года, есть такая запись:
«7 октября 1786 г. Ранним утром погода прояснилась. Мы приготовили горячий завтрак и в десять подняли паруса при слабом северо-западном ветре. К четырём пополудни находились примерно в пяти милях от Херсона, и ввиду отсутствия ветра на берег были высажены люди, которые вчетвером при помощи каната тянули судно.
Таким образом к наступлению темноты добрались до карантинного барака, в 30 милях от пристани Глубокой».
Конечно, испещрённые массой неглубоких речных рукавов, ериков, озёр и густых зарослей камыша низовья Днепра создавали определённые сложности для буксировки судов вверх по течению реки. Иное дело в уже обжитых, цивилизованных местах, где «бечёвник», или сухопутная дорога вдоль уреза воды, для буксирования судов с помощью бурлаков или конной тяги содержалась в полном порядке. Причём состояние подобных дорог было закреплено законодательно ещё со времён правления царя Алексея Михайловича Соборным уложением 1649 года. Бечёвник находился в общем пользовании, его нельзя было перекрывать, загромождать, да и вообще «чинить препятствия против свободного хода».
В разрешении на аренду или в договоре о покупке берегового участка земли отсчёт площади начинался «от полосы, занятой бечёвником», обычно для правого, высокого берега реки, где собственно и проходил бечёвник. И «от уреза воды на момент составления договора» (в иных случаях на 1 января текущего года) – для низкого левого, затопляемого в период половодья, где бечёвника не было.