В распутицу Херсон был непроходимым…
В записках французского посланника графа де Сегюра, посетившего Херсон в 1787 году вместе с императрицей Екатериной II, имеются весьма нелестные выводы о том, что месторасположение нового города «дурно выбрано». Сии умозаключения относятся главным образом к «дурному» днепровскому мелководью у Херсона, непроходимому для тяжелых военных и торговых судов, имевших глубокую осадку. Причем стоит учесть, что посланник посетил новый город в самое прекрасное время года – в мае, когда Днепр, благодаря еще не сошедшим вешним водам, был по-настоящему полноводным, а высохшие грунтовые дороги по его берегам уже не доставляли особых проблем путешественникам.
Нареканий на плохое месторасположение города было бы гораздо больше, если бы посланник попал сюда, скажем, в период слякотной зимы или ранней весны. Да что там говорить о далеком XVIII веке! Несмотря на предпринимавшиеся попытки, практически ничто не изменилось здесь и в XIX, и даже в начале ХХ века!
Мы уже упоминали о том, что мокрые зимы и вёсны практически отрезали Херсон от «большой земли», делая сообщение с иными городами попросту невозможным. Вместе с тем в этот период непроходимыми становились и многие улицы в самом городе. В первую очередь – незамощенные окраины, находившиеся в беднейших городских районах. Свою роль в их «непроходимости» играл и человеческий фактор: для утилизации различных бытовых отходов население без зазрения совести использовало проезжую часть улицы. Случалось, выплескивали помои на головы, в лучшем случае – под ноги прохожим.
Немного позднее, когда благодаря южному солнцу уличное болото несколько подсыхало и становилось уже относительно проходимым, с инспекторской проверкой по улицам вверенного ему города отправлялся херсонский полицмейстер: «Херсонский полицмейстер А. И. Пащенко и помощник его г. Шестаченко произвели вчера осмотр Забалки от губернской тюрьмы (ныне это квартал, ограниченный проспектом Ушакова, улицами Гмырева и Пугачева. – Прим. авт.) до р. Кошевой. Место это оказалось буквально клоакой, состоящей из невылазной грязи, нечистот и всяких отбросов, издающих зловоние».
Факт загрязнения улиц мусором констатировали на «самом высоком» уровне. Однако обычно никого из беднейших жителей, населявших забалковские трущобы, к ответственности привлечь не могли. Ну разве что если нарушитель был пойман за руку с поличным.
В других, более чистых частях города с домовладельцами особо не церемонились: «Г. херсонским губернатором наложено административное взыскание за нарушение обязательных постановлений губ. Санитарно-исполнительной комиссии на Назария Васильева в виде штрафа в 25 р. или ареста на 7 суток, Леонтия Асмоловского – 50 р. или ареста на 2 недели, жену купца Билинкиса в 50 р. или ареста на 2 недели, Марию Беккер –100 р. или ареста на 1 месяц».
Штрафы и наказания, согласитесь, – весьма существенные, если учесть, что фунт (453 грамма) лучшего печеного хлеба стоил в те времена всего пятачок, а отсидеть, скажем, уважаемой купчихе, да еще с различным тюремным сбродом… Тут и вовсе безмерное унижение со стороны закона.
Возможно, к забалковцам относились более снисходительно из-за того, что в их «грязном» существовании присутствовала в некоторой степени непосредственная вина городского самоуправления. Жители Забалки неоднократно обращались в городскую управу со слезными прошениями: «Дабы облегчить участь жен, детей и рабочих, которым приходится ежедневно барахтаться по колено в грязи, сделать хотя бы ходовые дорожки от Степовой улицы до Рекрутской, по Рекрутской до Александровской и по Александровской до училища имени Волохина».
Однако городская управа упорно оставалась глухой к просьбам забалковцев. Дошло до того, что однажды на одной из тамошних улиц в западне из густой грязи увязла лошадь ломового извозчика: «Ее с трудом, при помощи трех лошадей, пришлось выволочить, да и то тащили целый квартал до более твердой почвы, где и была возможность подняться лошади, после чего она была вся искалечена, и о последствиях этого нам не известно. Биндюг бедного извозчика стоял, увязнув в грязи почти неделю, пока его также вытащили», – сообщала одна из местных газет в 1912 году.
В связи с этим особо контрастным выглядит следующее объявление из той же газеты, размещенное рядом: «Утеряна бриллиантовая с рубином брошь по дороге между Потемкинской – Суворовской – домом Волохина – по Волохинской ул. около 3 и 5 часов дня. Нашедшего прошу доставить в дом Волохиной за большое вознаграждение».
Что ж, надеемся, брошь была найдена и вручена владелице, ибо центральные улицы города к началу ХХ века были уже приведены в порядок и замощены камнем.
Другие же окраины Херсона в то время выглядели не лучше грязной Забалки. Чтобы привлечь внимание «кого следует» к «грязным» проблемам бедных районов, местные газеты помещали на своих страницах коротенькие сообщения:
«Нас просят обратить внимание на невылазную грязь и антисанитарное состояние Маркасовского (ныне Школьного) переулка».
«Пройдитесь по Щемиловке, где нет возможности ног вытащить из грязи и не свернуть себе шею не то что ночью, но и светлым днем».
«Нас просят обратить внимание кого следует на Лагерную улицу, которая сделалась недоступной не только для проезжающих, но и пешеходов. Ночью по ней абсолютно никто не рискует проезжать, опасаясь несчастий».
«Часто на предложение поехать на Военный форштадт извозчик резонно отвечает: “Что ж я из-за двугривенного бричку стану пачкать! Хорошо, если все кончится необходимостью мыть бричку, а то бывает, что ось или другую какую часть брички поломаешь!”»
«В два часа дня 19 февраля пришлось видеть, как переправляется учащаяся детвора несчастных военнофорштадцев через омуты, потоки воды и буквально непролазную грязь. Один гимназистик, переходя дорогу, ведущую мимо Александровского парка в первые крепостные ворота, попал в грязь. Причем погрузились не только калоши, но и сапоги, которые он так и не смог вытащить из грязи, и принужден был в одних чулках продолжать путь на злосчастное Военное».
Теперь уже невозможно представить, что за мощёной камнем дорогой на улице Почтовой (позднее – Говардовской, ныне – проспект Ушакова), оканчивавшейся городскими воротами в районе Губернской земской больницы (ныне областная клиническая больница), начиналась обычная грунтовая дорога. Она связывала город с железнодорожным вокзалом, находившимся, как тогда говорили, «в степи». Минуя слева вокзальные строения, дорога уходила в соседний Николаев. Зимние оттепели и вешние воды также делали ее почти непроходимой.
«Ввиду наступившей оттепели дорога по степи от Почтовой улицы к вокзалу до того размокла, что нет никакого проезда. Легковые и ломовые извозчики, застряв в грязи, выбиваются из сил. Лошади падают, а экипажи ломаются. 20 января после отхода пятичасового вечернего поезда на хорошего парного извозчика сели две дамы и мужчина. Въехав в самую грязь, экипаж завяз. Кучер погнал лошадей, которые рванули экипаж с такой силой, что шкворень лопнул и лошади с передком побежали, а за ними на вожжах потянули и кучера. Седоки были в таком плачевном положении, что не знали – сидеть ли в экипаже или выходить по колено в грязь. Еще в худшем положении находятся те пассажиры, которые не в состоянии нанять извозчика и которым приходится брести по непролазной грязи», – констатировала факт одна из местных херсонских газет.
Причем стоит учесть и то, что всё это происходило почти в полной темноте, так как начало шестого часа в январе в наших широтах – это уже ночь. А керосиновые фонари, установленные на высоких столбах (чтобы не украли), давали не свет, а лишь указывали направление пути.
Не менее чем от грязи, страдали местные аборигены и от воды – в первую очередь от весенних разливов Днепра. С рекой были связаны практически все более или менее крупные предприятия города: лесные склады, принимавшие плоты с верховьев Днепра, лесопилки, шерстомойни, судостроительные и ремонтные верфи, пароходные общества и компании, осуществлявшие грузовые и пассажирские перевозки. К тому же некоторые из горожан жили непосредственно вблизи затопляемого вешними водами берега, где также находились торговые склады и ряд предприятий. А значит, разлив Днепра и таящаяся в этом опасность касались если не всех, то многих херсонцев.
Еще задолго до начала предполагаемого наводнения делались прогнозы его интенсивности, основанные на состоянии снежного покрова в областях, лежащих выше по течению реки. В случае ожидания большой воды херсонский полицмейстер отдавал распоряжения по укреплению набережной, подготовке материалов для устройства защитных дамб, спасательных средств и эвакуации из зоны рассчитываемого затопления ценного оборудования. Сигналом к форсированию подготовительных работ служила телеграмма из Киева, в которой обычно сообщали о начале подъема воды в Днепре. Спустя 7 дней «большая вода» достигала Херсона…
«Ввиду того, что в последние дни вода в Днепре сильно стала прибывать, херсонский полицмейстер К. И. Бессонов издал приказ, которым предписывается приставам 2 и 3 части учредить в наиболее опасных в отношении наводнения местах набережной полицейские посты с целью следить за уровнем воды. И в случае опасности извещать об этом жителей прибрежных частей города. Кроме того, учреждены ночные разъезды верховых», – сообщала в 1908 году газета «ЮГъ».
Самым уязвимым в годы интенсивного разлива реки был низменный Карантинный остров, где к началу ХХ века постоянно проживали чуть более тысячи человек. В разгар бедствия местная пресса держала обывателей в курсе событий: «Воды прибавилось настолько, что Карантинный остров весь затоплен, изображая собой сплошное озеро, по которому свободно разъезжают шаланды во все стороны под парусами. Некоторые жители Карантинного острова перебрались уже на чердаки. Сама каменная дамба стоит в воде уже на пол-аршина. Шаланды, приходящие из Алешек, пристают уже непосредственно к дамбе… На Соляной пристани место, предназначенное для склада камыша, залито водой. Стоящий на Соляном спуске дом Павловского тоже залит, но ввиду фундаментальности постройки не грозит опасностью. Более опасен соседний дом, хотя он построен на более высоком месте. Кроме того, залиты водой все сады, расположенные вдоль Кривой улицы, и находящиеся при них домики».
Нередкими в период обширных паводков были сообщения о гибели неосторожных лодочников, обвалах зданий и порче городского, а также частного имущества. Словом, с начала основания на берегу Днепра нового города херсонцам на собственной шкуре приходилось испытывать неожиданные и сложные перипетии природных явлений, а также силу природных катаклизмов…