Как жилось пролетариям до 1917 года
Итак, в предыдущей публикации мы познакомились с заработными платами рабочих в дореволюционный период – до 1917 года. Конечно, сухие цифры зарплат, неподкреплённые реальной стоимостью жизни, ничего не скажут современному читателю. Поэтому сегодня пойдёт речь о ценах на питание, одежду, предметы быта и жильё
Жильё
Как мы уже упоминали, заработки у разных категорий рабочих в дореволюционное время значительно разнились и составляли от 5–10 рублей у прислуги, чернорабочих до 100–120 рублей в месяц у квалифицированных специалистов. Поэтому жизнь и бытовые условия у всех были разные.
Высокооплачиваемому рабочему вполне по карману было обзавестись собственным домом, цены на которые были также разнообразными. Скажем, небольшой саманный домишко где-нибудь не на самой окраине Забалки или Военки можно было приобрести рублей за 800–900. Конечно, это были не каменные городские хоромы, но для проживания семьи с детьми годящиеся вполне. Каменный дом в Херсоне стоил немного больше – от 2 до 5 тысяч и выше.
Ну а тем, кому их заработок не позволял иметь частную собственность, приходилось снимать комнату или угол – то есть делить жильё с другими постояльцами. Снять комнату на окраине Херсона можно было от 1,80 до 3–4 рублей в месяц. Угол обходился гораздо дешевле – в 15–20 копеек. Этим широко пользовались чернорабочие с небольшими заработками, поселявшиеся шумными компаниями до десятка человек в тесной комнатке.
Имелись ещё городские гостиницы и меблированные комнаты, однако для малоимущих проживание в них чаще было не по карману. Хотя по нашим меркам цены здесь были вполне приемлемыми. Так, обычный номер в гостинице можно было снять от 70 копеек до 2 рублей в сутки, меблированную комнату с простенькой обстановкой – от 15 до 60 копеек в сутки.
Конечно, существовали гостиничные номера и для достаточного общества со всеми удобствами – ванной, телефоном, но стоимость их была уже соответственно высокой: 5–10 рублей в сутки. Столько, сколько зарабатывала, скажем, городская кухарка в месяц.
К концу XIX века владельцы некоторых крупных промышленных предприятий практиковали строительство жилых бараков, в которых сдавали койко-место своим рабочим. Это было очень удобно – рабочая сила была всегда под рукой, особенно во время авральных ситуаций. Да и за порядком в рабочих общинах было легче следить. Хотя пьянство и мордобитие здесь процветали по полной.
В 1899 году в Херсоне на улице Говардовской (ныне проспект Ушакова) было построено новое пожарное депо – двухэтажное здание с высокой каменной каланчой. В одной части здания размещались административные помещения и жилище брандмейстера, в другой – казармы для личного состава, в которых пожарные жили вместе со своими семьями.
Условия жизни огнеборцев в казармах по всей стране были примерно одинаковы. Вот как повествует об их быте «Саратовский вестник» за 1912 год: «Кто не видел своими глазами, тот не представляет себе, что значит жить в общей казарме. А значит это вот что: в комнате длиной 6 саженей и шириной 3 сажени (13,5 на 7,6 метра) помещаются 53 человека – 16 семейств с 21-м ребёнком. В другой такой же комнате живут 48 человек. В воздухе стоят крик, говор, плач детей различного возраста, стоны больных, ругань ссорящихся у общей печи женщин и так далее.
Каждая семья имеет в своём распоряжении одну кровать и только… Над кроватями устроен из досок второй этаж. Целыми днями с верхнего этажа несутся недовольное хныкание и плач скучающих ребятишек. Если не хватает и там места, детей усаживают под кровати. Кровати разделены друг от друга тонкими ситцевыми занавесками, изредка деревянными перегородками. В таких условиях проходит вся жизнь на людях: ни минуты человек не бывал один. Здесь живут, родят, болеют и умирают…».
С разрешения высшего начальства пожарному раз в неделю дозволялась единственная увольнительная на три часа – для посещения служения в церкви или для похода в баню. Тут уж каждый был волен выбирать. И ещё раз в месяц – сутки отпуска. Правда, лишь в том случае, если он в течение месяца оставался молодцом, не нарушавшим дисциплину. А так пожарный всегда находился на службе.
Тут, похоже, рабочие крупных промышленных предприятий были в гораздо лучшем положении, чем пожарные служаки. Скажем, по воспоминаниям старожилов, на одном из наиболее крупных в Херсоне предприятий, чугунно-литейном и судоремонтном заводе Эжена Вадона, владелец выдавал квалифицированным рабочим и нужным заводу специалистам ссуды для постройки домов на Военном форштадте рядом с предприятием.
Коммуналка
Стоит ещё обратить внимание на дореволюционную «коммуналку». До появления в Херсоне централизованного водопровода, устроенного ростовским купцом Пастуховым, по городу разъезжали водовозы, торговавшие речной водой по полкопейки за ведро (12 литров). Впрочем, никуда они не исчезли и после пуска в строй водопровода в декабре 1886 года, так как проложенных водопроводных линий попросту было недостаточно для полного водоснабжения всех жителей города.
Даже спустя десять лет, в 1896 году, при общей протяжённости водопроводных линий в 25 верст (около 26,5 км) количества водоразборных будок и дворовых водопроводов в городе оставляло желать лучшего.
Проблемными были освещение и отопление жилищ рабочих и городской бедноты. Свечи и керосиновые лампы были главными и единственными источниками света, к тому же не бесплатными. Причём стоимость керосина в Херсоне, даже после того, как на берегу, выше Военного форштадта была устроена керосиновая станция фирмы «Нобель», была достаточно высока и колебалась от 18 до 25 копеек за литр, что на 40–60 копеек за пуд было выше, чем в соседнем Николаеве.
С дровами для отопления и варочных печей в степном Херсоне также существовала извечная проблема. Чаще всего дрова были доступны лишь для присутственных мест и горожан, имевших определённый достаток. Впрочем, по согласованию с местной администрацией портовый грузчик имел право унести с собой вязанку так называемой шабашки, щепы – обрезков и прочих отходов древесины. Правда, обычно это случалось лишь раз-два в неделю. Все остальные херсонцы, не имевшие доступа к древесному мусору, использовали для топки печей вязанки камыша, которые покупали или заготовляли при посредничестве городской управы.
Нам нынешним, пожалуй, и невдомёк, какая это была сложность – протопить печь вязанкой камыша! Двух-трёхметровая камышовая вязка засовывалась одним концом в жерло горящей печи и, по мере сгорания, пропихивалась вглубь. Приходилось дежурить у печи, чтобы пламя не вырвалось наружу и не зажгло всю вязанку, а вместе с ней и дом. А уж о том, как быстро сгорал камыш в печи, и говорить не приходится! Остаётся только представить себе запах дыма и копоть, кружившуюся по комнате…
Вместе с тем несанкционированный сбор хвороста и резка камыша в принадлежавшей Херсону городской даче считалась браконьерством и наказывалась штрафом, а в случае несостоятельности штрафника – то и заключением на определённый (чаще 1–2 недели) срок в тюрьме.
Для деклассированных элементов в Херсоне имелось несколько ночлежек с оплатой приюта в 3 копейки. За эти деньги ночлежник получал ещё кусок хлеба и чай, а иногда даже горячий ужин. Во время периодически случавшихся холерных эпидемий по настоянию городской санитарной комиссии ночлежникам на ночь выдавали «пижамы» – поношенные, но чистые одежды с тем, чтобы утром они были вновь возвращены приюту.
Еда
В тёплую погоду портовые грузчики и бродяги располагались на ночлег на штабелях досок и брёвен лесной пристани, а сэкономленные на ночлеге средства шли на пропой. Причём «мерзавчиком» (так называли в те времена самую малую водочную ёмкость в 0,61 литра), стоившим всего-то 6 копеек, дело не обходилось…
По словам одного из корреспондентов херсонского «Юга», спрятавшегося под псевдонимом «Энзе», весь день, питаясь лишь хлебом с арбузами да сырыми баклажанами, грузчики перетаскивали тяжести, а вечером «получивши расчёт, за весьма немногими исключениями, идут в трактир, где и пропивают по большей части свой заработок.
Ну а в трактире – дело известное – не так обращается внимание на питание, как на алкоголь. Опять те же баклажаны плюс водка. И так изо дня в день. Следует только удивляться, как при подобном режиме люди могут выносить каторжный труд…». Далее «Энзе» сетует на то, что до сей поры, а это был 1909 год, в Херсоне не нашлось ни одного предпринимателя, который открыл бы для рабочих специальный приют и дешевую столовую, что было бы для него весьма прибыльным делом.
По сути, невеликих заработков, которые имели, скажем, те же грузчики, вполне хватало бы на полноценное питание, ведь цены на основные продукты в те далёкие времена были самые демократичные. Скажем, фунт (453 г) белого хлеба стоил всего-то пятачок, чёрного – 3 копейки, килограмм мяса 1-го сорта в 1901 году стоил 22 копейки, в 1914-м – 32 копейки. Целый гусь – от 80 копеек до 1,75 руб., щука – 9 копеек за фунт, осетрина – 18 копеек, свежая икра – 1,60 руб., картофель – 3 копейки килограмм. То есть, на 80 копеек дневного заработка один человек мог бы нормально питаться. Да и простая, «не фасонистая» одежда была вполне доступной. Рубаху для повседневной носки можно было приобрести за 1,80–2 рубля, праздничную – за трояк. Два рубля стоили летние ботинки, пять рублей – яловые сапоги. Простой костюм обошёлся бы покупателю в 7–8 рублей. Пальто – 12–15 рублей. Вещи для господ и достаточных людей были, естественно, гораздо качественней и дороже.
Говоря словами херсонского старожила доктора Иосифа Векслера, оставившего потомкам прекрасные воспоминания о нашем городе начала ХХ века, в те далёкие времена «…жизнь в Херсоне была СПОКОЙНАЯ и НЕДОРОГАЯ…».