Борис Лавренев в воспоминаниях, дневниках и письмах Павла Лукницкого (Мусийко В. В.)
Мусийко В. В. (г. Херсон)
В круг общения нашего земляка, писателя Б.А.Лавренева с юношеских лет входили, в первую очередь, люди творческие и незаурядные. Отношения далеко не со всеми выдерживали испытание временем. Среди писателей, дружба с которыми продолжалась практически на протяжении всей жизни Бориса Лавренева, можно назвать Петра Николаевича Лукницкого. П.Н. Лукницкий (1900-1973) -писатель, путешественник, который известен сегодня в основном как биограф Н.С. Гумилева и А.А. Ахматовой.
Отправной точкой для данной работы послужили дневниковые записи Павла Лукницкого 1924-1926 годов, письма Лукницкого к Лавреневу и его жене, хранящиеся в фондах Херсонского обласного краеведческого музея, а также статьи Лукницкого.
В предисловии к сборнику статей Б. Лавренева «Бессменная вахта» [4] Павел Лукницкий пишет, что их знакомство произошло в Узбекистане. Лавренев приехал в Ташкент после ранения в январе 1920 года. Через год в Ташкент прибыл и молодой Лукницкий. Он вспоминал: «В редкие часы отдыха мы гуляли с ним по улице Двенадцати Тополей, над журчащим арыком, и читали друг другу свои стихи. Борис Андреевич был старше, опытнее и, полагая: «А вдруг из парня что-нибудь да получится!» — взял меня под свою «стиховую» опеку. Так мы подружились». [4]
Литературная жизнь Ташкента в 1920-х годах была достаточно насыщенной, и оба будущих известных литератора с воодушевлением принимали в ней самое активное участие. Далее судьба обоих связала с Ленинградом. Лавренев, опубликовав здесь свои прозаические рассказы «Сорок первый», «Рассказ о простой вещи» и «Звездный цвет» в одночасье становится знаменитым, Лукницкий же поступает в университет, и получает свое первое задание — написать курсовую работу о поэте Николае Гумилеве, что навсегда определит его дальнейшую судьбу. Встречаясь с первой женой поэта Анной Ахматовой, Павел Лукницкий неожиданно для самого себя становится биографом не только Гумилева. У Павла Лукницкого была замечательная особенность — всю жизнь он ведет дневники, куда методично записывает интересные факты, перечисляет имена, фиксирует встречи. Благодаря этой особенности сохранились бесценные свидетельства о жизни Анны Ахматовой и других писателей. Практически каждый день посещая Ахматову, Лукницкий пишет в дневниках о ее повседневной жизни, а заодно и о тех литераторах, с которыми был дружен или просто знаком. С Борисом Лавреневым в этот период он встречается часто. Эти встречи происходят иногда в тот же день, что и встречи с Анной Ахматовой (в своих дневниках Лукницкий называет ее АА- прим, автора). Например, в записях от 27 декабря 1924 года отмечено: «Утром заходил к Фроману, который пишет сказку о мышонке, а потом к Лавреневу. Сей купил пишущую машинку за 90 рублей, сидит без гроша и радуется. В 8 часов с В. Рождественским пошел к АА». [6]
Лукницкий часто рассказывает Ахматовой о литературных событиях в жизни Петрограда, участниками которых он становятся вместе с Борисом Лавреневым.
Так, в 1925 году происходит печальное событие, которое вызывает живой отклик в сердцах разных людей, а Лавренев и Лукницкий оказываются вовлеченными в происшедшее. 28 декабря Ленинград был потрясен известием о гибели Сергея Есенина. Накануне вечером Лукницкий и Лавренев находились в одной компании, где, кстати, говорили и о Есенине, об этом свидетельствует дневниковая запись Лукницкого от 27 декабря 1925 года [7]. 28 декабря Борис Лавренев одним из первых, оказывается в гостинице «Англетер», где погиб Сергей Есенин. Писателей Бориса Лавренева и Николая Брауна вызывают, чтобы подписать акт о самоубийстве Есенина, но, по воспоминаниям сына Н. Брауна, оба они отказались это делать, якобы убедившись, что смерть поэта была насильственной [1]. Борис Лавренев не приходит на похороны Есенина, что фиксирует в своем дневнике Павел Лукницкий. А через два дня в «Красной газете» появляется статья Бориса Лавренева «Казненный дегенератами» [5], которая вызывает широкий резонанс и скандалы в литературном окружении Сергея Есенина. В дневнике Павла Лукницкого от 22 января 1926 года описана реакция некоторых писателей, в том числе и А.Ахматовой, на статью Лавренева: » Вечером была у Замятиных, здесь Эфрос рассказывал АА о третейском суде между имажинистами и Лавреневым за статью последнего о Есенине. (А я присутствовал при разговоре Эфроса — в присутствии Лавренева — об этом же на заседании президиума Союза писателей.) АА, зная, что Лавренев мой приятель, говорит очень сдержанно, что Лавренев поступил неосторожно, что он не настолько знает имажинистов — не был близок с ними — чтоб так безапелляционно заявлять. Говорит, что Есенин не таковский, чтоб его приятели загубили, что он сам плодил нечисть вокруг себя, что если б он не захотел, такой обстановки не было бы: Клюев же не поддался такой обстановке! Клюев отошел от них. И Клюев, который с большим правом мог бы написать статью, подобную Лавреневской,- не написал, однако» [7].
В 1930-е годы пути двух писателей Лавренева и Лукницкого, по-видимому, на время расходятся. С началом Великой Отечественной войны у каждого из них существовала свобода выбора: как провести это тяжелое время. Борис Лавренев — маститый писатель, 50-летний не очень здоровый человек поначалу отправляется в эвакуацию в Ташкент. Павел Лукницкий считает своим долгом ехать в блокадный Ленинград. В 1943 году он делает запись в своем дневнике:
«Вечером по телефону Лавренев говорил мне: «Зачем тебе ехать в Ленинград? Плюнь на свои обещания, кто теперь исполняет их. Поезжай в Среднюю Азию или на Кавказ..» Сегодня он говорил мне то же самое, я только что был у него. Да, это так хорошо: солнце, покой, обстановка, не требующая непрестанного нервного напряжения, — об этом можно мечтать, я это вижу даже во сне.
А голос совести говорит: «Поезжай в Ленинград и будь там до конца. Будь что будет, может быть, ты погибнешь, может быть, на всю жизнь останешься полуживым, но поезжай туда и будь там..» Что за голос? Я знаю: это голос чести. Мое желание одно: поведать своим творчеством народу правду о том, что я знал, видел, испытал. Чтобы узнали читатели о мужестве, о доблести, о самоотверженности тех, кто завоевывает победу стране в самой жестокой, самой страшной войне. Но чтобы такую книгу написать, необходимо самому быть до конца честным. А это значит не бежать от риска потерять не только силы, но и саму жизнь, а следовательно — не написать ничего.. И вывод прост: пока есть жизнь -находить в самом себе силы для прежней стойкости.. Быть суровым и непреклонным.. Писателей много, а Родина одна. И если она будет, будут и писатели. Они допишут..» [2].
Необходимо отметить, что Борис Андреевич Лавренев, раздавая дружеские советы, сам не всегда им следовал. И буквально, сбежав из эвакуации, прошел дорогами Великой Отечественной, как военный корреспондент, от Баренцева до Черного моря.
Проследить последовательно как развивались отношения двух писателей не представляется возможным. В архиве Лавренева сохранилось всего восемь писем от Павла Николаевича и одно его письмо вдове Елизавете Михайловне Лавреневой. Наиболее интересны письма, датированные 1946 годом. В это время Борис Лавренев помогает Лукницкому опубликовать в журнале «Звезда» роман «Ниссо». Удивительным совпадением можно считать то, что первая часть романа Лукницкого была напечатана в том же номере, что и разгромная статья Жданова «О журналах «Звезда» и «Ленинград», в которой М. Зощенко и А. Ахматову называли «пошляками и подонками литературы» [3].
Лавренев, как близкий друг, был в курсе работы Лукницкого над биографией Гумилева и его встреч Анной Ахматовой, и не смог удержаться от критических замечаний. Видимо он считал, что Лукницкий распыляется и эта работа мешает ему раскрыться в полной мере как писателю. О возникшем непонимании говорит сам Лукницкий в письме Лавреневу от 15 февраля 1946 года: «…Туся (жена Лукникого. -прим, автора) что ни день цитирует Тебя, Борис, — из твоей беседы с ней на тему о том, что все мои архивы надо пожечь к черту, для того чтоб я засел за работу — освобожденным нрзб. Ну, это маком!» [8].
Время расставило все по своим местам. Сегодня все реже вспоминают романы Павла Лукницкого, а вот его дневники и архивы, которые пусть в шутку, но советовали «пожечь» жена и друг Лукницкого, сохранили для потомков бесценные страницы жизни Анны Ахматовой и Николая Гумилева.
Тем не менее, подобная критика не омрачала дружеских отношений и не обижала Лукницкого, который в своих письмах к Лавреневу не скупился на слова дружбы. В письме от 29 декабря 1946 года Павел Николаевич пишет Борису Лавреневу:
«Дружбу, драгоценность на нашей планете, ценю, как первую любовь девушки, — а потому чувствуя, что Ты несешь ее мне (не девушку и не первую любовь, а дружбу) и даришь ею от всей души, так же, от всей души радуюсь Твоему существованию на этом свете» [9].
А завершая письмо, написанное в конце 1948 года, подчеркивает, что «…единственные подлинные мои друзья — чета Лавреневых…» [10].
Не случайно после смерти Б.А. Лавренева Елизавета Михайловна продолжает поддерживать отношения с Павлом Лукницким. В ХОКМ хранится его письмо вдове Лавренева, написанное через два года после смерти друга. Грустью проникнуты строки этого послания:
«70-летие со дня рождения Бори, — дата, которую мы хорошо отпраздновали бы, если бы он был жив, если бы был с нами. Без него эта дата — грустная, и все эти дни моего пребывания здесь, в Гаграх, я думаю о нем, вспоминаю. И лето, проведенное и с Вами и с ним совсем неподалеку отсюда в Адлере» [11].
Из контекста письма становится ясно, что Елизавета Михайловна упрекает Лукницкого в некоем бездействии в отношении увековечивания памяти Бориса Лавренева. На мой взгляд, для этого есть достаточно простое объяснение: истинные чувства (а таковыми были отношения двух писателей) не терпят публичной огласки, ведь ни для кого не секрет, сколь часто выступления на юбилейных вечерах служат не славе юбиляра, а саморекламе выступающего. Не скупившийся на слова дружбы в письмах к товарищу юности, Лукницкий так объясняет свое молчание после его смерти:
«Я знаю Ваш упрек в том, что я ничего не делаю для увековечивания памяти Бориса, я вполне (его) заслужил, ибо я действительно не знаю, что практически я мог бы сделать. Для меня это не совсем ясно.
Мне зато ясно другое: я действительно всю мою жизнь, искренно, горячо любил Бориса, и любить его буду всегда, не только как прославленного писателя, но как большого, светлого, настоящего, и единственного моего друга, утрату которого я никогда не прощу судьбе. Боря живет в моей памяти, как человек, который как бы только на время разлучен со мною; я не могу, да и не хочу представлять его себе ушедшим из этого мира, он для меня всегда живой — вот, кажется, возможным, войдет, заговорит, просто по душам, по человечески, слышу его интонации, вижу его лицо» [11].
И далее Павел Николаевич, вновь отвечая на возможные упреки Елизаветы Михайловны, объясняет ей свое нежелание выступать на собраниях, заседаниях, посвященных памяти Лавренева, тем, что говорить о своем друге в прошедшем времени выше его сил. «Мне хочется беречь образ Бори в памяти так, чтоб не исказить ни одной черты его — живого, близкого, родного мне человека», — пишет Лукницкий [11].
«Борис для меня — не просто друг,- продолжает писатель, — он ощущается мною как значительная часть моей собственной жизни, и потому говорить мне об этом трудно» [11].
Пустые славословия, видимо, были не по душе человеку дела -путешественнику, альпинисту, военному Павлу Лукницкому. Он молчал, не видя реального применения своих сил, для сохранения памяти друга. Спустя несколько лет судьба предоставила ему возможность выполнить дружеский долг в отношении Бориса Лавренева. В 1973 году увидел свет сборник неизданной публицистики Б.А.Лавренева «Бессменная вахта», составителем которого стал Павел Лукницкий. Он — автор предисловия и заключительной статьи «Вторая жизнь Бориса Лавренева». Благодаря этим статьям мы узнаем некоторые подробности сорокалетней дружбы двух незаурядных личностей.
Взаимное уважение, доверие и взаимовыручка были характерными особенностями отношений Павла Лукницкого и Бориса Лавренева. Об этом строки из статьи Лукницкого «Курсом на молодежь»: «От первых встреч в Ташкенте до печального телефонного сообщения в Москве: «Боря только что внезапно умер» — прошло без малого сорок лет. В эти десятилетия улеглась безоблачная, добрая, честная наша дружба» [4].
Сборник Лавренева «Бессменная вахта» стал последним общим делом двух друзей, он был сдан в набор 18 июля 1973 года. Павлу Николаевичу Лукницкому не довелось увидеть эту книгу изданной — он умер 23 июня 1973 года.
Список источников и литературы:
- Браун Н.Н. Есенин, казненный дегенератами, esenin.ru/gibel-poeta/braun-n-n-esenin-kaznenniy-degeneratami
- Дневники П.Н.Лукницкого,1943 г. — КГБ: Вера Лукницкая. Перед тобой земля / Вера Лукницкая.. lib.misto.kiev.ua/CULTURE/LITSTUDY/../luknickij.txt
- Доклад А.Жданова «О журналах «Звезда» и «Ленинград», 1946 г. www.sovlit.ru/articles/doklad_zhdanoval946.html
- Лавренев Б.А. Бессменная вахта: Неизданная публицистика. — М.: Молодая гвардия, 1973. Херсонская областная универсально-научная библиотека им.О.Гончара.
- Лавренев Б.А. Казненный дегенератами.// «Красная газета» от 30.12 1925 г. -my.mail.ru/community/sergeiesenin/14CD9DB97A86DC09.htm
- Лукницкий П.Л. Об Анне Ахматовой. — www.akhmatova.org/bio/lukni 1 .htm
- Лукницкий П.Н. Acumiana. Встречи с Анной Ахматовой. ib.ru/PR0ZA/L0UKNITSKIY_P/a2_.txt
- Письмо П.Н.Лукницкого Б.А.Лавреневу от 15.02.1946 г. ХОКМ- Д-14959.
- Письмо П.Н.Лукницкого Б.А.Лавреневу от 29.12.1946 г. ХОКМ- Д-14909.
- Письмо П.Н.Лукницкого Б.А.Лавреневу от 30.12.1948 г. ХОКМ- Д-10999.
- Письмо П.Н.Лукницкого Е.М.Лавреневой, 1961г. ХОКМ- Д-1419.