Пути неисповедимые (стихи поэта-барда Юрия Топунова)
Кем-то было сказано, что возрождение грядет из Провинции. И вот в поле нашего зрения оказалось сугубо столичное явление — на последнем десятилетии XX века в ярко провинциальном городе Херсоне образовалось Творческое Объединение Независимых «Ключ» (ТОН «Ключ»), как некая духовная субстанция, объединяющая людей разных по творческим направлениям, формам деятельности и мысли, но близких по духу, избравших общим направлением в своем искусстве и деятельности конструктивно-созидательное. По мнению «независимых», социальная свобода — это миф, возможна лишь свобода духовная. Поэтому ТОН «Ключ» рассматривается не как организация, а как некое духовное пространство, входя в которое личность может обрести материал для своего самосовершенствования, как и известные стимулы к продолжению творческих исканий.
ТОН «Ключ», благодаря высокому сознанию каждого, не нуждается в руководителе. Лидером может быть каждый, но только в том, что на данном этапе умеет делать лучше. Ни возраст, ни заслуги значения не имеют, а основными критериями являются только умение, знания и духовный уровень. Основателями Творческого Объединения Независимых «Ключ» можно по праву считать Юрия Топунова, Николая Кошелюка и Олега Ивченко.
Вот на этом экзотическом фоне мы и рискнем представить Вашему вниманию, уважаемый Читатель, человека, не совсем вписывающегося в схемы и представления обычного восприятия, на визитной карточке которого, где обычно помещается должность или род занятий написано: «homo sapiens».
Итак, Топунов Юрий Викторович, один из основателей Творческого Объединения Независимых «Ключ», в конце восьмидесятых годов получил известность как художник со своими персональными выставками и публичными лекциями о поэзии в Институте усовершенствования учителей. Затем последовали многочисленные спектакли-сейшены, в которых он уже выступал как автор и режиссер.
Песни к спектаклям имели дальнейшее развитие и складывались в стихотворные циклы: «Неоплатные счета», «Рождение Афродиты», «Сны о Японии», «Лики Вечности» и многие другие.
Единственная книга — «Великая мистерия Таврики» — изданная в 1997 году при содействии Украинско-Турецкого фонда «Дружба», была встречена читателями довольно благосклонно и с интересом. Большинство стихов Юрия Топунова созданы в традициях бардовской песни и исполняются под гитару самим автором или его друзьями.
Стихи-песни, представляемые Вашему вниманию, относятся к разным годам и циклам и дают лишь отдаленное представление о поэзии херсонского поэта-барда Юрия Топунова.
Старый дом
Послеобеденного сна
Дремота плыла в дымке комнат,
Проем открытого окна
Светился золотом истомы;
Сползала с люстры томно лень,
Лорнет, из рук скользнувший на пол,
Блестел у ног. И целый день
Кукушкин голос в роще плакал.
А дом на ухо бормотал
Скрипучим голосом столетий,
Он упрекал,
Кого-то звал,
Развесив паутины сети.
За легким шорохом портьер
Качались ветви старых кленов,
Тела зеленые химер
Переплетались в танце сонном.
И томик Тютчева листал
Сквозняк на полочке каминной,
А в тишине печальных зал
Смотрелись в зеркала картины.
А дом на ухо бормотал
Скрипучим голосом столетий,
Он упрекал,
Кого-то звал,
Развесив паутины сети.
Награда Мастера
Из цикла «В мире Булгакова»
О, как листает Жизнь страницы дней,
Меняя судьбы властно и навеки,
И вдаль бредут по жизни человеки
В бушующем отчаяньи страстей.
О, как пьянит красавица Любовь,
Сплетая Жизнь в венок цветов душистый,
Но падает на листик золотистый
Слезою жгучею, похожею на кровь.
О, как прекрасно Смерти торжество,
Как строго, постоянноу неизменно
Пред нею преклоняются колена
И всем идти на это пиршество.
И все же это просто суета!
Есть больше и прочнееу и чудесней —
Звенящая Божественною песней
Нетронутость бумажного листа.
И перед ним мы все в крови, в поту,
В нем заключен весь мир осатанелый,
И только самый сильный, самый смелый
Решится преступить через черту.
Тогда Любовь и Смерть в одно сольются,
Роняя капли желтые цветов
На камни зачумленных городов,
И Мастеру навеки отдадутся.
Бал
Мне снился сон, что светом полон зал,
А с потолка струится аромат,
И со свечей явился я на бал,
Где в вышине мильоны свеч горят.
А кровь в висках стучала тяжело,
Кружили в танце перья и глаза,
И время как-то медленно текло,
Казалось — повернулось все назад.
Вплетаясь в ритмы неземных страстей,
Фонтан сверкал игристо-винным светом
И, привлекая свежестью гостей,
Освобождал от грез, надежд, обетов.
О пол взрывался царственный хрусталь
И таял франт, склонившись над рукою;
И женской кожи тонкая эмаль
Светилась, наполняяся тоскою.
И было так печально и легко,
И я присел на краешек фонтана,
А где-то там, безумно высоко
Плясала тень твоя в тумане странном.
И расплескалась музыка в крови,
Струяся ядом сладостных созвучий,
Но мне запомнился излом густой брови
И взгляд тоскливо-дерзкий, нежно-жгучий.
Но все пропало, стихло расплылось,
И тленье поселилось в жарком теле,
И локоны прекраснейших волос
Поблекли, поредели, поседели.
И снилось мне, что я стою во тьме,
А в вышине горит одна свеча,
Я к ней иду, но, как всегда во сне.
Шагов не слышно, лишь виски стучат.
А свет ее все ближе и ясней,
Но почему-то тронул душу страх,
Я руку протянул, но пусто в ней…
И только отражение в глазах.
Песенка Фагота
Ах, господа, весельем полон мир,
Не хмурьте брови, сядьте поудобней,
Довольно прятаться в безмолвии квартир,
Мы вам покажем прелесть преисподней.
Мадам, позвольте лечь у ваших ног,
На них, о ужас! — туфли Мосместпрома,
Мадам, поверьте, это лишь пролог, —
«Диор», «Шанель» — для вас хоть чуть знакомы?
О Варьете, ах Варьете!
Хоть вы давно уже сменили платья,
Вы все же те, да, вы все те,
Что яростно кричали о распятьи.
Эй, господин, давайте веселей —
Вы оцените смелость вашей крали,
И не жалейте для нее рублей,
Пока у вас бумажник не украли.
Да что бумажник, если даже жизнь
Не стоит и замызганной десятки,
И за нее, голубчик, не держись,
С судьбой лишь дураки играют в прятки.
О Варьете, ах Варьете!
Судьба всегда права, как ни копни;
А вы все те, да, вы все те,
Кричавшие: «Распни, его, распни!»
О Варьете, ах Варьете!
Хоть вы давно уже сменили платья;
Вы все же те, да, вы все те,
Что громко так кричали о распятьи.
Театр
Послушайте, внимательно
Взгляните за кулисы:
Готовятся там тщательно
Актеры и актрисы.
Художники в последний раз
Осматривают задник.
Премьера, уверяю вас,
В театре — вечный праздник.
А там, в углу, молитвенно сложив в поклоне руки,
Дрожит, как лист осиновый, готовая на муки,
Готовая любую роль сыграть, пусть даже крысы,
Прекрасная и юная безвестная актриса.
Вот занавес поднялся вверх
Ресницами златыми,
На сцену вышел человек,
Назвав иное имя;
Иная жизнь — иной расклад
И свет не в том оконце.
И снова кто-то бьет в набат,
Что пятна есть на Солнце.
А юная, безвестная с безумными глазами,
Она над сценою плывет, как дым над образами;
И любит Принца Датского совсем не понарошку,
И гладит его локоны, как дети гладят кошку…
Послушайте, внимательно
Взгляните за кулисы…
Поэты
Рождаются поэты в небесах,
В сияньи звёзд на тёмном небосклоне,
С алмазной пылью в русых волосах
И линией оборванной в ладони.
Рождаются поэты в небесах.
Рождаются поэты на заре,
В тот миг, когда лишь небо заалеет,
А тени прячутся в извилистой коре
И заползают в глубину аллеи.
Рождаются поэты на заре.
Рождаются поэты, чтоб нести
Вериги тяжкие от основанья Мира,
Дорогою неведомой брести,
Шепча: «Не сотвори себе кумира…»
Рождаются поэты, чтоб нести.
Рождаются поэты, чтобы пасть
От злого слова, пули иль навета;
Но им одним дана над Миром Власть —
И Бог у них лишь требует ответа.
Рождаются поэты, чтобы пасть.
Рождаются поэты в небесах,
В сияньи звёзд на тёмном небосклоне,
С алмазной пылью в русых волосах
И линией оборванной в ладони,
Которая уходит в небеса…
Причитание
О, Господи! Остави мне грехи,
Чтоб Я К Тебе мог чаще обращаться,
На лик Твой глядя, тихо улыбаться,
Но все ж любить и женщин, и стихи.
О, Господи! Остави мне грехи.
О, Господи! Испытывай меня,
Чтоб выковать, как сталь, шальную душу;
И если все каноны я нарушу,
То дай мне шанс, хоть до исхода дня.
О, Господи! Испытывай меня.
О, Господи! Прости долги мои,
Хоть и немного, но кому-то должен;
Да и Тебе, как помню, правый Боже
Я задолжал. Не скрыть, как не таи!
О, Господи! Прости долги мои.
О, Господи! Не дай мне замолчать —
Пером и кистью, даже просто жестом.
И пусть в Твоих руках я буду тестом,
Не налагай мне на уста печать.
О, Господи! Не дай мне замолчать.
О, Боже! Не бросай наш грустный Мир.
Он, как дитя барахтается в луже,
И если даже он тебе не нужен,
Оставь ему сияние порфир.
О, Боже! Не бросай наш грустный Мир…
Пути неисповедимые
Тропинки, дороги, шоссе, автобаны
Плетут по земле свои сети-капканы,
И мчат по ним люди, гонимы Судьбою,
В безмерной гордыне любуясь собою.
И мили, и лиги, и километры
Несутся навстречу блуждающим ветрам,
Глотая безумное это движенье,
И в цепи слагаются черные звенья.
А люди не видят, а люди не помнят
О мудром молчании сумрачных комнат,
Где шепот страниц пожелтевшей бумаги,
Как капли единственно истинной влаги,
Что тихо текут по незримым извивам
Серебряных русел, влекомых приливом,
И в кровь проникающих звездным мерцаньем,
И Жизнь утверждающих Тьмы отрицаньем.
Но много тропинок блуждает по Свету
И ищут свое заплутавшее лето,
И каждая манит и падает в ноги
Степным миражем настоящей дороги.
А люди не видят, а люди не знают,
Что в этих сетях они души теряют,
Блуждая в туманном обмане тропинок,
Бредя мимо истины Света росинок.
Тропинки, дороги, шоссе, автобаны
Плетут по земле свои сети-капканы,
И мчат по ним люди, гонимы Судьбою,
В безмерной гордыне любуясь собою.
Ваш каприз
Там катит волны сонный бриз,
Ступни ласкает шелк песочный
И правит душами каприз,
Наивный и чуть-чуть порочный.
И вьются гибкие тела,
От солнца золото вобравши,
Но ваше сердце, как скала,
Не замечает летней фальши.
Я вам готов простить обман,
Я вам прощу даже измену,
Но этот милый bon vivan
За все ответит непременно.
И словно пес у ваших ногу
В глаза глядя смешно и глупо,
Он чем-то вас опутать смог,
Хоть мелок, как тарелка супа.
Пусть правит балом летний бриз,
Шуршат шелка, как в дни премьеры,
Но я увижу ваш «каприз»
Сквозь щель прицела у барьера.
И вот тогда прощу обман,
Не вспомню даже про измену,
Но этот милый bon vivan
За все ответит непременно!
Белогвардейский роман
Последний лист слетает на погоны,
Последний миг прощания настал;
И тень судьбы повергнутой короны
Восходит на кровавый пьедестал.
Ах, почему дрожат так ваши руки,
Затянутые в лайку до локтей,
В зрачках мерцает вечный пламень муки
И пух на шее царских лебедей.
Полковник, что сказать вам на прощанье?
Все, что ни скажешь, пошлость или ложь…
Не омрачим последнего свиданья —
Ведь знаем, ничего уж не вернешь.
Ах, почему дрожат так ваши пальцы,
И папироса гаснет на ветру…
Мы с вами теперь вечные скитальцы
И более, везде ни ко двору.
И звон шагов по серому перрону
Расставил всех по выбранным местам:
Она в Париж в прокуренном вагоне,
А он за Дон, к отеческим крестам.
Ну вот и все. Разверзнулась пучина
И поглотила грешных и святых…
А в перелесках, вся в крови, рябина
Кладет поклоны крестные за них.
Дилемма
Его волосы белые-белые,
Ее локоны черные-черные,
И рука его загорелая
На плече ее серым вороном.
Ее кожа так нежно-матова,
А глаза так безоблачно чистые,
Губы пахнут полынью и мятою —
Очень смелые, очень быстрые…
И вновь, и вновь встает вопрос:
Как быть нам в жизни быстрокрылой,-
Одной ногой стоя в могиле,
Рукой касаться дивных кос.
Ах, этот каверзный вопрос,
Как быть нам в жизни быстрокрылой?…
А лицо его в шрамах и бороздах
Бездорожия верст не мерянных,
Седина давно тронула бороду —
Тертый, битый и даже стреляный.
И усталость в глазах непомерная —
Скорбь великая в знаниях прячется;
Лучше б был он с какой-нибудь стервою,
Но в знакомых его их не значится…
И вновь, и вновь встает вопрос:
Как быть нам в жизни быстрокрылой,-
Одной ногой стоя в могиле,
Другой ступать на зыбкий мост.
Ах, этот каверзный вопрос,
Как быть нам в жизни быстрокрылой?…
Зарисовка на песке
Монотонно гудят провода,
Плавясь в ветре, сухом и горячем;
И плывут над землей города,
На людей щуря окна незряче.
Засыпает дороги песком,
Безнадежно висит паутина,
Липкий ужас за каждым углом
Выгибает лохматую спину.
Здесь кончаются власть и друзья,
Обрывается в пропасть тропинка…
Вам казалось, что лишь половинка
Жизни прожита — нет, уже вся.
Лихорадка последних огней
Горизонт разрывает и морщит
И копытами стадо свиней
Жемчуга, что рассыпаны, топчет.
Лепестки запоздавших цветов
Разбивают небесные дали,
Рассыпаются звоны подков
И плывут, неся волны печали.
Здесь кончаются власть и друзья,
Обрывается в пропасть тропинка…
Вам казалось, что лишь половинка
Жизни прожита — нет, уже вся.