Корсары под андреевским флагом (начало)
Сацкий А.Г.
кандидат технических наук (Николаев)
Война между Россией и Турцией шла уже четвертый месяц, когда утром 3 декабря 1787 года из Херсона выехал возок и двинулся по бесконечному тракту, тоскливо тянущемуся черной лентой среди едва покрытых снегом безлюдных степей Новороссии. В возке, зябко кутаясь в дешевую шубу, сидел майор Ламбро Качиони российский подданный, грек по национальности. Его неблизкий путь лежал через Вену к Адриатическому морю в Триест (1). В кожаной дорожной сумке находились заграничный паспорт, кредитные и рекомендательные письма к венским и триестским банкирам, письмо к полномочному посланнику в Венеции А.С.Мордвинову и, самое главное, патент, дававший Качиони право на вооружение судна и плавание под российским флагом.
По приезду в Триест, Ламбро Качиони должен был купить и вооружить небольшое судно и, подняв на нем российский военный флаг, отправиться в турецкие воды на поиск и захват вражеских купеческих судов. Организатором и вдохновителем этой частной корсарской экспедиции являлся председательствующий в Черноморском адмиралтейском правлении контр-адмирал И.С.Мордвинов. Энергичному и предприимчивому адмиралу с начала войны не давала покоя мысль о появившейся возможности быстрого и почти верного обогащения. В компаньоны Мордвинов пригласил своего зятя майора Ф.И.Маркова, директора коммерческой конторы в Херсоне компании Прота Потоцкого Балтазара Скадовского и австрийского полковника на русской службе С.И.Бентона (2). Контролировать на месте ход корсарской операции и, самое главное, следить за продажей захваченных судов и грузов должен был брат контр-адмирала Н.С.Мордвинова российский посланник в ранге министра в Венеции А.С.Мордвинов, кстати, сам бывший военно-морской офицер. На роль основного исполнителя задуманной операции контр-адмирал пригласил Ламбро Качиони. Ответ на вопрос, почему Мордвинов остановил свой выбор именно на этой кандидатуре, в какой-то мере может дать выписка из послужного списка Ламбро Качиони.
1770. Поступал на службу волонтером на флот, бывший в Архипелаге под начальством гр, А.Г.Орлова.
1771-75. Ежегодно был в военных крейсерствах с флотом в Архипелаге.
1775. Переселился в Крым, и поступил сержантом в состав албанского войска, поселенного близ Керчи и Еникале. «Находился в оном, при всех данных сражениях, и во время татарского бунта отлиты себя храбростью и пожалован быть офицером».
1781. Произведен в поручики и был командирован (с дипломатическим поручением) в Персию под начальством, гр. М. Воиновича.
1786. Произведен в капитаны.
1787. Участвовал в военных действиях под Очаковом в эскадре контрадмирала Мордвинова.
Долго уговаривать Ламбро Качиони стать капитаном корсарского судна Мордвинову, по-видимому, не пришлось. Тот рвался в бой с турками.
В первые же дни по объявлению Турцией войны России, Качиони обратился с письменной просьбой к светлейшему князю Г. А. Потемкину-Таврическому использовать его и других греков на море. В ответ на просьбу, Потемкин предписал контр адмиралу Мордвинову « вооружить какое-нибудь небольшое судно и снабдить их оным. Они считают собраться в числе пятидесяти человек и готовы вдаться во всякую опасность, лишь бы только неприятелю сделать вред чувствительный». (4) Качиони получил в командование небольшое судно, которое он назвал «Князь Потёмкин-Таврический». Судя по сохранившимся рапортам И.С. Мордвинова, храбрый грек 9 и 11 октября делал на шлюпке вылазки под стены Очаковской крепости для захвата языка или одного из стоящих там транспортных судов. Первая вылазка не удалась. Турки, увидев приближение русской шлюпки, загнали свое судно на прибрежную отмель, а сами бросились на берег. Не имея возможности снять судно с мели, Качиони сжег его со всем грузом. (5) Зато следующая вылазка оказалась удачной. Подойдя ночью на шлюпках к стоящим на якоре турецким судам, греки захватили одно из них и отбуксировали к русской эскадре. (6)
Мордвинов, получив согласие Ламбро Качиони отправиться в Архипелаг, представил свой проект Потемкину. Контрадмирал всячески подчеркивал пользу, которую принесет нарушение торгового судоходства в Эгейском море, бывшим, но существу, внутренним морем Оттоманской империи. Князь, данной ему Екатериной II властью, пожаловал Ламбро Качиони в секунд-майоры (7) и приказал немедленно отправить его в Триест.
Деньги, необходимые на покупку судна, Мордвинов, конечно, не рискнул отдать наличными в руки Качиони. Посредником в финансовых расчетах стал компаньон Мордвинова Б.Скадовский, поскольку торговый дом «Прот Потоцкий и К°» имел давние и тесные связи с многими банкирскими домами в Европе, в частности, с банкиром В. Кавалларом в Триесте. На следующий после отъезда Ламбро Качиони день, Скадовский отправил Каваллару письмо с сообщением о предстоящем прибытии Качиони в Триест и просьбой выплатить ему 7142 венских флорина (8) в обмен на имеющуюся у него «генеральную квитанцию» (9). Дальше в письме шли просьбы конфиденциального характера:
«..Чтобы Вам было известно об употреблении сих денег, вышеназванным Ламбро Качиони, — писал Скадовский, — сообщаем. Вам, что он принял обязательство перед некоторыми, из наших компаньонов вооружить судно в коре, от имени которых просим. Вас проследить, насколько это будет возможно, за его поведением, и насколько с пользой он употребит эти деньги. Из этих же соображений убедительно просим Вас выдавать ему деньги только в той мере, в какой он будет нуждаться для достижения цели; между тем. делайте это с осмотрительностью и деликатностью, чтобы у него не возникли какие-либо подозрения о недоверии…»
Утром 10 января В.Каваллар отправил ответ на письмо Скадовского в далекий Херсон, а после полудня к нему прямо с дороги явился Ламбро Качиони. « …Я ничего не упустил, чтобы сделать его прием сердечным и изысканным, — сообщал в следующем письме Каваллар, — таким, каким, он должен быть оказан персоне, направленной вашей стороной и которая, кажется, объединяет в себе смелость духа с частностью…». (10)
Качиони в Триесте времени понапрасну не терял. Уже через два дня он нашел подходящее судно. Это был 18 пушечный парусник основательной и крепкой английской постройки. Его широкая и просторная палуба позволяла разместить при необходимости гораздо больше орудий, что и намеревался сделать Качиони. Владелец судна, нуждавшийся в деньгах, продавал его относительно дешево, всего за 17000 флоринов, что составляло около половины его истинной стоимости. Не откладывая, были оформлены при участии российского консула в Триесте документы на покупку судна. В день подписания контракта В.Каваллар выплатил Качиони в присутствии консула первые 2000 флоринов. Половину из них новый владелец тут же израсходовал на наем в местном адмиралтействе мастеровых для конопатки корпуса судна. (11)
Деньги, которые Качиони должен был получить у Каваллара, в сумме составляли только немногим более половины назначенной цены за судно. А ведь его надо было еще привести в порядок, закупить военное снаряжение, нанять команду. Перед отъездом Ламбро Качиони из Херсона при переговорах с Н. С. Мордвиновым и другими компаньонами было решено, что для намеченных корсарских рейдов лучше всего подойдет легкое и быстроходное небольшое судно типа шебеки или тартаны, стоимостью в шесть семь тысяч флоринов. Однако, когда Качиони случился английский трехмачтовый парусник, он не устоял перед соблазном приобрести его. Недостающую сумму пришлось частично занимать у местных купцов под грабительские проценты, частично покрывать долговыми обязательствами в счет будущих трофеев, ставя в залог только что купленное судно, которое Качиони назвал в честь Екатерины II «Северная Минерва».
Выполнив неотложные формальности, связанные с покупкой судна, Качиони уехал в Венецию. Там он намеревался закупить пушки, легкое оружие, ядра, порох и остальное необходимое военное снаряжение, также повидаться с посланником А.С.Мордвиновым.
Вернувшись в конце января в Триест, Качиони, не дожидаясь прибытия закупленного оружия и амуниции, взялся за набор команды. Особых затруднений в этом деле у него не было. Слухи о приезде Качиони и покупке судна с целью, о которой знали или догадывались многие, быстро разошелся по приморским городкам и селениям Адриатики, достиг Ионических островов, где под защитой Венецианской республики жило много греков, служивших в прошлую войну, как и Ламбро Качиони, волонтерами в русском флоте. Людей, принятых в команду, Качиони обязывался кормить за свой счет, платить им небольшое жалованье и выделять определенную долю из захваченной добычи.
В последних числах января 1788 года Австро-венгерская монархия через своего посла в Константинополе объявила войну Оттоманской порте. В середине февраля Иосиф II, будучи в Триесте, осмотрел в порту подготавливаемую к боевым действиям австрийскую флотилию. Побывал император, как верный союзник Екатерины II, и на «Северной Минерве». «Он, — с нескрываемым самодовольством сообщал Качиони князю Потемкину, описывая визит цесаря, — между тем изволил поговаривать здешним господам, окружавшим его, что оное мое судно его величеству понравилось лучше всех ихних десяти, которые приуготовляются здесь». (12)
Во вторник 22 февраля, после молебна «О одолении врагов христианства», «Северная Минерва», вооруженная теперь 28 пушками, подняла паруса и вышла в море. Курс ее лежал на юг, в воды Архипелага.
Перед уходом в плавание Ламбро Качиони посетил В. Каваллара и других кредиторов. Он еще раз клятвенно заверил их, что все трофеи будет присылать в Триест для продажи через Каваллара, пока вырученные деньги не покроют его долги. Он просил также банкира сообщить в Херсон, что деньги, предназначенные Мордвинову и другим компаньонам, он станет вносить на их счет, как только расплатится с долгами.
Начало корсарской экспедиции оказалось необычайно удачливым. Первой добычей Качиони в водах Архипелага стали два почти новых кирлангича, один из которых имел 6 пушек, а другой — 2. С захваченными судами «Северная Минерва» прибыла к острову Кефалония. Здесь Качиони при содействии российского консула, несмотря на недовольство местных венецианских властей, закупил необходимое воинское снаряжение и пушки, усилив ими артиллерию захваченных судов.
Находившиеся в это время в Кефалонии капитаны двух греческих судов добровольно решили вступить в русскую службу и присоединиться к Ламбро Качиони. Один из них, Дмитрий Мустаки, уже служил в прошедшую войну волонтером в эскадре адмирала Спиридова. Пришлось Качиони частично за свой счет, частично за счет капитанов, являвшихся также хозяевами своих судов, вооружать и эти два судна и набирать для них команды.
Наконец все суда были готовы. В торжественной обстановке Качиони привел капитанов к присяге и вручил им «арматорские» патенты, заверенные российским консулом. На судах, получивших новые имена, подняли андреевские флаги. 23 апреля корсарская флотилия, состоявшая теперь из «Северной Минервы», 22-х пушечного «Великого князя Константина» и 16-ти пушечных «Великого князя Александра», «Князя Потемкина-Таврического» и «Графа Александра Безбородко» оставила Кефалонию и легла курсом в Эгейское море. (13)
Поздним утром 30 апреля наблюдатели с салингов фок-мачты «Минервы», курсировавшей с тремя судами флотилии в ожидании добычи у западных берегов полуострова Морея, заметили трехмачтовое судно под турецким флагом. Сблизившись с ним, греки опознали турецкого корсара, безжалостно разорявшего и грабившего христианские прибрежные поселения, Качиони решил атаковать турков, хотя их корабль ничуть не уступал по величине его «Минерве». Увидев русские военные флаги, поняли и турки, кто их противник.
Стараясь избежать боя, турки повернули к берегу Морей, надеясь укрыться там в одной из бухт. Вскоре, однако, противный ветер заставил их отказаться от этого намерения. Тогда они резко изменили курс и, поставив все паруса, пошли на северо-запад. Изменили курс и суда Ламбро Качиони. Получив в паруса полный ветер, три его легких и быстроходных судна понеслись за турецким корсаром под своими огромными косыми парусами, оставив позади «Северную Минерву». Догнав перед полуднем вражеское судно, они стали расстреливать его паруса из своих мелкокалиберных пушек, стараясь задержать его. После полудня подоспела «Минерва» и с ходу вступила в бой.
Разгорелось жестокое и упорное сражение, ставкой в котором для турков была жизнь. Окружив вражеский корабль, корсары безжалостно расстреливали его: крупные орудия «Минервы» били по корпусу, по батарейной палубе, мелкие пушки легких судов продолжали сбивать рангоут и такелаж, поражали орудийную прислугу. Турки защищались с решимостью людей, которым уже нечего терять. Им во что бы то ни стало надо было продержаться до наступления темноты, чтобы попытаться уйти под покровом ночи. Раскаты пушечных выстрелов, свист ядер, треск ломающегося дерева, предсмертные крики и стенания раненных разносились под безмятежной поверхностью заштилевшего в лучах заходящего солнца моря.
Бой продолжался пока сгустившиеся сумерки и пелена порохового дыма, белесыми космами плывущего над водой, не скрыли противников друг от друга. Потянулись часы темной, какая только бывает на юге, ночи. Ветра не было, и суда медленно дрейфовали, влекомые слабым течением. Перед рассветом турки, потеряв последнюю надежду на спасение, сбросили за борт 14 медных пушек, половину из бывших на корабле, чтобы они не достались грекам.
Когда в лучах восходящего солнца растаял легкий туман, глазам греков открылся глубоко осевший турецкий корабль с расщепленными мачтами, клочьями обвисших парусов, перебитыми, перепутанными снастями, изрешеченными бортами, шлюпками, обращенными в груды щепок. С «Минервы» сделали несколько выстрелов из пушки. Турки молчали…
Когда корсары поднялись на палубу турецкого корабля, их поразил разгром царивший там. Из 170 человек команды в живых осталось меньше половины, да и те почти все были ранены. Ударами прикладов, пинками турков согнали на верхнюю палубу. Когда Ламбро Качиони со своими офицерами поднялся на борт захваченного корабля, пленники, тесно сгрудившись в окружении нескольких десятков вооруженных греков, ожидали решения своей участи. Качиони отдал безжалостный приказ… Через день в донесении князю Потемкину Ламбро Качиони напишет: «…По окончании военного действия осталось в живых 80 человек, которые так же в отмщение происходящего от их рода вероломства и крови, которое при сем военном действии скончались некоторые их моих, и словом да увидят другие, что творят, также преданы смерти». (14)
Едва сомкнулась с плеском вода над телом последнего брошенного за борт турка, как начался обряд освящения судна. Затем «на судно был положен» российский флаг. Но воспользоваться захваченным трофеем не пришлось — разбитый корпус, несмотря на старания корсаров унять течь, заполнялся все больше водой. Судно было обречено. По приказанию Качиони корсары стали перетру жать на свои суда все, что представляло какую-нибудь ценность: пушки, воинские припасы, продовольствие. Когда снимать с судна было уже нечего, его предали огню. Корсарская же флотилия направилась в ближайший дружественный порт, которым был Занте, для исправления полученных в бою повреждений.
Упомянутое выше письмо к Потемкину, Качиони с явной гордостью закончил словами: «..Уже во всех местах турецких гремит, что Архипелаг весь наполнен военными российскими судами, в Архипелаге же нет больше никаких наших корсаров, только я с маленьким… флотом».
В приведенном фрагменте письма фраза о том, что «в Архипелаге же нет больше никаких наших корсаров», написана Качиони не случайно. До него несомненно дошли слухи, что в подобный корсарский рейд собирается выйти на собственном судне мальтийский капитан Гвильельмо Лоренди, выразивший желание служить под российским флагом.
Между тем, в Петербурге решался вопрос об отправлении балтийской корабельной эскадры под командованием адмирала С.К.Грейга в восточную часть Средиземного моря для военных действий в тылу Оттоманской Порты. (15) В Италию был послан генерал-поручик И.А.Заборовский, назначенный главнокомандующим российскими силами в Средиземноморье. Заборонений с группой агентов до прихода эскадры Грейга должны были, в частности, «возбудить черногорских и иных им единоплеменных народов поднять оружие противу турков…, отыскать во владениях тосканских корсиканцев, в английской службе находившихся, и отправить их в Сицилию, к флота капитану Псаро» (16) бывшему российскому посланнику на Мальте. Последнее объясняется тем, что было решено снарядить и содержать на казенный счет особую легкую флотилию, задачей которой являлось нарушение турецких морских перевозок в Эгейском море. В Петербурге были специально разработаны и изданы «правила для арматеров», плавающих иод русским военным флагом. (17) Инструкциями, данными Заборовскому, предписывалось корсаров Ламбро Качиони, которые «за неимением там еще морского начальства причиняют иногда разные своевольства», и «дабы от них вместо грабежа ими производимого, лучшую заимствовать пользу», включить в организуемую легкую флотилию на общих основаниях. Базой казенной флотилии был намечен город Сиракузы.
Обвинения в грабежах в адрес Качиони имели под собой реальную почву. Так, в мае он догнал и принудил остановиться для досмотра рагузское купеческое судно. Захватить судно он не посмел, так как знал, что Рагузская республика в войне России и Австрии с Турцией поддерживает нейтралитет. На судне ничего предосудительного обнаружить не удалось, но в тайнике капитанской каюты было найдено 800 червонных. Упустить золото Качиони никак не мог. Ни слезные мольбы капитана, ни его угрозы пожаловаться российскому посланнику при тосканском дворе графу Моцениго не возымели действия, Качиони забрал золото.
Спустя некоторое время Ламбро Качиони через своих осведомителей узнал, что одно из рагузских судов, груженное военными припасами, идет на принадлежащий Турции остров Крит. Качиони устроил на него засаду у берегов этого острова. Однако на этот раз добыча ускользнула: в последний момент рагузскому судну удалось проскочить в порт Кандиго под защиту крепостных пушек. «Все мои меры употреблю сыскать такой фальш, — писал раздосадованный сорвавшейся возможностью уличить Рагузскую республику в нарушении нейтралитета Ламбро Качиони в донесении Потемкину от 27 июня, — и тем, довесит, чтоб оные рагузцы подпали под наши призы». (18)В начале лета Качиони получил секретное письмо из Венеции от посланника Мордвинова, в котором сообщалось о трех английских судах, стоящих в Салониках под погрузкой военного снаряжения, предназначенного для доставки в Боснию. Мордвинов советовал перехватить и осмотреть эти суда. Польза от этого была бы двойная: корсары захватили бы богатую добычу, а русское правительство получило бы вескую карту для своей дипломатической игры с Англией, Отказать Мордвинову Качиони не мог, и поэтому отправился со своими судами в Архипелаг, намереваясь перекрыть все вероятные пути между островами. Во флотилии, надо думать, все знати, куда и с какой целью они идут. Турецкие агенты не замедлили сообщить о готовящейся ловушке. Корсарские суда напрасно поджидали в засаде британских купцов с турецкими грузами. Как потом узнал Качиони, эти грузы остались в Салониках, а осторожные англичане пошли совсем другим маршрутом. (19)
Несмотря на отдельные неудачи, флотилия Ламбро Качиони росла так же быстро, как и его слава бесстрашного и удачливого корсара. Но напрасно Каваллар и другие кредиторы ожидали прибытия захваченных призов. В нарушение всех своих клятв и обещаний, Качиони не отправил ни одного из захваченных судов для продажи в Триест. Если судно оказывалось более-менее пригодным к дальнейшей службе, он вооружал его и включал в состав флотилии. К середине июня флотилия Ламбро Качиони состояла уже из 13 вооруженных судов.
Поодиночке или небольшими группами корсарские суда крейсировали в Архипелаге, заходя в поисках добычи далеко на восток вдоль южного берега Анатолии. С одного из судов, бывшего в таком плавании, Качиони получил сведения о небольшой и слабо укрепленной крепости Кастель-Россо на одноименном острове, лежащем к востоку от Родоса. Ламбро Качиони решил попытаться внезапно захватить ее, надеясь найти там оружие и запасы продовольствия. Собрав у острова Парос большую часть своей флотилии, он отправился к Кастель-Россо.
На рассвете 24 июня корсары внезапно высадились на берег острова и начати штурм крепости. Осада и обстрел крепости из корабельных орудий продолжались несколько часов. Турки, которых с семьями было в крепости около пятисот человек, опасаясь за жизнь своих близких, в середине дня спустили флаг. Парламентером они выслали греческого митрополита в сопровождении нескольких священноелужителей. Митрополиту с трудом удалось упросить Качиони даровать туркам жизнь и отпустить их с семьями в Анатолию. Греки, которых на острове насчитывалось до четырехсот семей, боятись, и не без основания, что если корсары умертвят турков, то в ближайшем будущем их неминуемо постигнет та же участь от рук турков. Скрепя сердце, Качиони пришлось отказаться от первоначального намерения «некоторых придать смерти во отмщение вероломства от их рода происходящего, а других взять в плен». Получив заверения Качиони, турки передали ключи от крепости и открыли ее ворота. Чтобы все-таки как-то унизить турков и досадить им, Качиони заставил их всех пройти нагнувшись под своей сктоненной шпагой, «чтоб, — как писал он князю Потемкину 27 июня с борта «Северной Минервы», продолжавшей находиться у Кастель-Россо, — они никогда не забыли победоносное наше оружие». (20) Порох, ядра и большую часть их 27 пушек, захваченных в крепости и пригодных к установке на суда, корсары перегрузили на свои корабли. Крупные же и тяжелые орудия они заклепали и сбросили с крепостных стен в море.
Турецкое правительство для защиты своего судоходства в Эгейском море вынуждено было направить в Архипелаг отряд военных судов. Хотя корабли этого отряда были в основном старыми и относительно небольшими, для корсаров они являлись серьезным противником. В общей сложности, к концу лета число судов турецкой эскадры достигло 18.
Первый бой корсаров с турецкими военными судами произошел 20 августа 1788 года, когда «Северная Минерва» случайно столкнулась у острова Скарпента с вражеским отрядом из восьми судов. (21) Случившийся перед этим сильный шторм разбросал корсарскую флотилию, и теперь «Минерва» шла одна в сопровождении двух накануне захваченных турецких судов с грузом кофе и других дорогостоящих товаров. Встреча с турками была так неожиданна, что избежать боя не было никакой возможности. Пытаясь спасти свою ценную добычу, Качиони передал сигналом приказ захваченным судам уходить под всеми парусами, а «Минерва» стала готовиться к бою. От турецкого отряда тут же отделились три быстроходных кирлангича и бросились в погоню за бегущими судами. Остальные вражеские суда небольшой линейный корабль, фрегат и три кирлангича, пошли на сближение с «Минервой». За час до полудня грянули первые выстрелы и сражение началось. Спасительное для корсаров волнение на море, оставшееся от ночного шторма, не позволяло туркам вести меткий огонь.
И корсары, и турки стреляли по парусам, стараясь повредить рангоут и такелаж. К вечеру море успокоилось. Теперь ядра с турецких кораблей все чаще впивались в борта «Северной Минерве», рвали паруса и снасти, ломали рангоут. С каждой минутой уменьшались шансы корсаров остаться в живых. После захода солнца Качиони собрал прямо на палубе совет офицеров. Было решено сжечь «Минерву», как только турки попытаются захватить ее. Взорвать судно было нечем — крюйт-камера была пуста. Около девяти часов, когда пушки «Минервы» делали уже последние редкие выстрелы, а ее экипаж приготовился к самому худшему, турки неожиданно прекратили огонь и стали отходить. Не смея еще верить в свое спасение, корсары смотрели, как медленно тают в темноте наступающей ночи простреленные паруса вражеских кораблей. «… Они возвратились с немалым корабельных снастей убытком., как тогда ж примечено и ныне слышно, да и люди многие побиты, — писал позже Качиони в донесении контр-адмиралу Н.С.Мордвинову. — Однако ж, и мой фрегат ранен, а более снасти и паруси повреждены от пушечной стрельбы и ружейных пуль». (22) Зато потери в людях были небольшие: из ста пятидесяти человек команды «Северной Минервы» один убитый и четверо раненых.
С приближением времени осенних штормов плавания турецких судов в Эгейском море пошли на убыль. Пора было и корсарам возвращаться в Триест, чтобы там за зимние месяцы отремонтировать суда и подготовить их к следующей кампании.
По пути в Триест корсарская флотилия 20 сентября зашла в Зант, где ее восторженно встречали местные греки. Ламбро Качиони был горд и счастлив. Шутка ли сказать, выйдя ранней весной в поход лишь с одним 28-иушечным кораблем, он вернулся командиром флотилии из 14 вооруженных судов, имея в подчинении полтысячи храбрых и преданных моряков. Настроение ему испортил курьер российского посланника при тосканском дворе графа Моцениго. Курьер доставил пакет, где сообщалось, что он, Ламбро Качиони, впал в немилость Екатерины II, к которой поступили жалобы на грабежи и захват его людьми нейтральных судов, в частности, рагузских. (23) Учитывая, однако, его подвиги в сражениях с турками, он будет всемилостивейшее прощен, если впредь не будет допускать «своевольства и шалостей», будет во всем подчиняться генералу-поручику Заборовскому и вернет награбленное добро рагузским купцам. На словах курьер сообщил Качиони, что Заборовский имеет указание императрицы присоединить его вольную флотилию к организуемой на казенный счет флотилии Г. Лоренци, и что в Сиракузах образована под начальством контр-адмирала Гиббеа специальная комиссия для расследования по жалобам потерпевших претензий к корсарской флотилии. (24)
«… Что я, как выше значит, впал было в несчастие, причина главная греки, — жаловался Качиони в письме к Н.С.Мордвинову. — Греки! И из оных господа Псаро и Моцениго сии искали всегда поглотить меня и за что! Единственно по ненависти, что я не имея ни одной казенной копейки, сделал таковые дела, как выше значит, а они, употребя немалые тысячи казенных, денег на вооружение судов ничего не сделали и в Архипелаге поныне не были». (25)
15 октября все четырнадцать корсарских судов прибыли в Триест и стали в узаконенный портовыми правилами полуторамесячный карантин. Многочисленные кредиторы Ламбро Качиони, потерявшие было надежду вернуть свои деньги, воспряли духом. В Триест также прибыл в качестве полномочного представителя Заборовского бригадир князь В.Мещерский. Цель его приезда состояла в организации ремонта судов корсарской флотилии, чтобы затем отправить их в Сиракузы. Мещерский первым делом обратился к местным властям с просьбой уменьшить срок карантина корсарским судам. Просьба была принята благосклонно — уже 31 октября с них были сняты карантинные ограничения. (26)
Днем раньше Качиони получил письмо от посланника А.С.Мордвинова с настоятельной просьбой прибыть немедля к нему. К вечеру 31 октября он выехал в Венецию. О чем шла речь при встрече корсара и посланника, сейчас трудно судить, но почти с полной уверенностью можно считать, что вопрос о намеченном присоединении корсарской флотилии к казенной был одним из основных. Мордвиновых, по вполне понятным причинам, совершенно не устраивала перспектива передачи корсарских судов в чужие руки, в случае чего они, в лучшем случае, могли рассчитывать лишь на возвращение им денег, затраченных на покупку и вооружение «Северной Минервы».
____________________________________
Литература
1. Записки Одесского общества истории и древностей, т. YIII. Одесса, 1872, с. 218 220.
2. Архив графов Мордвиновых, т.II. СПб., 1901, с.460.
3. Общий морской список, ч. IY. СП6., 1890.
4. Материалы для истории русского флота ч.ХY. СПб., 1895, с.54.
7. ЦГАВМФ, Ф.243, on. 1, д.40, .7.7.
8. По курсу 1788 г. 1 флорин соответствовал 0,86 руб.
9. Архив гр. Мордвиновых, с. 359-361.
12. ЦГАВМВ, ф. 197, op. 1, д.63, мл. 142-143.
14. Там же, д.63, лл, 143-144.
15. Русские и советские моряки на Средиземном море. M., Воениздат, 1976, с.54.
16. Петров A.Н. Вторая турецкая война в царствование императрицы Екатерины II, т.1, 1787-1789 гг. СПб., 1880.
17. Полное собрание законов Российской империи (первое), т.XII, N9.16599.
18. ЦГАВМФ, ф. 197. on. 1, д.63, л. 139.
22. Там же, д.70. лл. 127-130.
24. Материалы для истории русского флота, Ч.ХІІІ, СПб., 1890, №314.
26. ЦГАВМФ, ф. 197, on. 1, д.28, л.93.